... Срываешь башню, пока срываю вишню
Еще вчера неважно, сегодня станет слишком ...

  Проснись, солнышко! Проснись, солнышко! Посмотри по сторонам и обнаружь мир, который я тебе решила показать сегодня. Он такой удивительный, такой прекрасный, такой красивый! Я привела тебя в уникальное место, в самое высокое место в этом дурацком городе, который тебе так нравится. В этом дурацком городе, который является твоим домом. Ты знала, красивый девочка, что самое высокое здание в твоем городе — медицинская компания, которая занимается психически нездоровыми людьми? Ты ходишь к ним на прием? Впрочем, не отвечай. Мне нет никакого дела до твоего психологического здоровья. Потому что даже если оно было идеальным раньше, сейчас точно таковым не будет. Ты попала в мой плен, девочка. И я просто так из него не выпускаю. Нет, не выпускаю...

  Я, знаешь ли, невероятно голодная. Не потому, что пропустила прием пищи, все равно местная кухня вызывает у меня только несварение. Нужно было давно уже перейти на органическую пищу, но это возможно только на Кориане, где все прислушиваются к природе, к духу единения. Там и еда вкусная, и воздух легче. Но находится на Кориане больше для меня не было необходимостью. Я взяла с этого острова все, что только хотела, в том числе и Розу Пустыни, которую теперь хочу применить на Готэме. Сначала думала на этом городишке, на этой девушке, но быстро поняла, что так только зря потрачу украденный материал. Мне нужно испытывать все на месте, нужно было нанести удар первый, ранее неизведанный. Воронам и полиции не должна была я облегчить жизнь примерами других городов. Нет. Я не оставлю Розу здесь.

  Зато оставлю здесь свой опыт. Оставлю здесь свое имя. Алиса. Я наведу шум в этом городе, и уже потом ворвусь в Готэм. Это как раз тот самый случай, когда мне нужно мое имя, когда мне поможет мое имя. Никто не должен знать, что я пришла в Готэм специально. Стать преступницей всея страны я тоже не хочу, но у них должно быть хоть что-то на меня. Должна быть база, но не должно быть моего имени. Это довольно простое правило, которому я хочу придерживаться. И ты, девочка, поможешь мне.

  Я даже не помню, где именно нашла тебя. Возможно, где-то в подворотне, а там, кто знает, может было и место более живописное. Я выключила тебя сама, спросив что-то вроде: как пройти в библиотеку? Взгляд у тебя добрые, глазища огромные. Такие душечки никогда не проходят мимо людей в нужде, не прошла и ты. Вот только тебе это не поможет, конечно же, нет. Все, что останется от тебя в конечном итоге, дорогая, это пепел. Пепел, который посыплет твою голову, навсегда изменит твое представление о прекрасном, об опасном. Ты ничего не знаешь об этом мире, и поэтому смотришь на него, как на спасение. Я начну тебя смотреть на этот мир, как на отравленный ядом. Тебе не понравится. Но ты ничего не сможешь с этим поделать. От правды не убежать. Особенно, если привязана к стулу.

... И что, и что, и я лечу
Я ощущаю свободу, над ней парю
Еще-еще, хочу еще ...

  Знаешь, я решила, что сегодня подарю тебе возможность посмотреть на взрыв. Понаблюдать за тем, как я буду взрывать здание торговой компании, что находится в тридцати метрах от нас. Ты еще не знаешь, что я не такой монстр, как можно обо мне подумать. Потому что здание только построено, в эксплуатацию не запущено. Завтра должно было быть открытие, но его не произойдет. Мне просто не нравится это здание, знаешь? Я не хочу, чтобы оно открыло свои двери для кого-либо. Но только ты, юная девица, не будешь знать, в каком именно здании находится бомба, и поэтому мы с тобой сыграем в дивную игру — ты будешь смотреть на каждое здание, представлять себе, как оно будет взрываться, хоронить под своими обломками жизни невинных людей. Я не раскрою тебе правды, пока взрыв не случится. Я обещаю тебе, что не лишу интриги.

  Прикушу кончик детонатора, что был похож на рацию. Я смотрю на здания в округе этого города, окутанного океанскими течениями, и качаю головой. Сан-Франциско намного светлее Готэма, здесь больше солнца, воздух чище. Но это не значит, что этот город не порочен. Они все порочны, города современности. И чем красивее фасад, тем более мрачно содержимое. Готэм хотя бы не скрывается, не пытается предстать в своем лучшем виде. Но, к сожалению, особенно это ничего не меняет. Ни в самом городе, ни в его истории. Сан-Франциско не был ангельским городом, но небоскребов здесь было много. Идеальный полигон могла бы я устроить себе, совершенствоваться во взрывах, но понимаю, что после сегодняшнего в городе будет оставаться небезопасно. Так что я просто оставила безумные письма-послания, которые спасатели найдут под обломками. Сегодня же я улечу отсюда, пока власти не додумались закрыть воздушное сообщение из-за угрозы теракта или как там это делается сейчас? Несколько лет, проведенных на Кориане, заставили меня немного потеряться в современных реалиях.

  Ты слишком долго спишь, знаешь? Я могла бы даже подумать, что была слишком усердна. Клиника для психиатрически больных приняла меня в белом халате с тобой на руках слишком дружелюбно. В лифте мне пришлось объяснить, что ты потеряла сознание на улице. Несмотря на то, как ты красиво была одета, мне поверили, что ты нуждается в помощи. На верхнем этаже, правда, оказались офисы, но я успела уйти к пожарной лестнице, где меня уже ждал стул и несколько веревок. Я была уверена, что ты дышала, пока я привязывала тебя, я знаю, что дышала. Просто находилась без сознания, хотя я не применяла к тебе такой уж сильной физической силы. Это значит, что ты был слишком хрупкой. Хрупкой для этого мира, для своего собственного существования. Ты была невыносима, и уже не нравилась мне этим. Слишком хорошенькая, слишком ангельская. Если ты не придешь в себя — это будет очень обидно. Ведь мне нужен зритель, мне нужна ты. Ты должна оценить меня, благодетель...

... Она так холодна, как будто эскимо
В этот ее полет, меня к ней занесло ...

  Наконец, я слышу тебя. Я слышу, как ты начинаешь двигаться. Это заставит меня оторваться от созерцания прекрасного города, к которому я все равно не собираюсь привязываться. Он — не мой, а это значит, что мне не нужно было знать каждую улочку, чтобы чувствовать себя здесь уверено. В конце концов мне нужно взорвать всего одного здание, и я думаю, что прекрасно справлюсь с этим заданием, не замечая окраин. Мне сейчас не очень важно, что происходит кроме. Мне важно, что происходит с тобой. С тобой, девочка, что открывает глаза, смотрит на меня этим несчастным взглядом. Ты ничего не понимаешь, а еще у тебя во рту кляп. Прости, я не очень хочу, чтобы ты кричала. Иногда крики все портят, делают невыносимым. Не люблю, когда мои жертвы кричат. И раскрывают таким образом наше тайное рандеву.

— Я так рада, что ты все же решила посетить меня, солнышко! - я довольно улыбнусь, отойду от края крыши и подойду к тебе, к твоему стулу. Ты знаешь, у тебя просто прекрасная обзорная площадка. Тебе будет все видно, самый лучший обзор. С твоего ракурса видны шпили самых высоких зданий города, хотя я должна признать, что три примерно были одинаковы по высоте. Моя Торговая Компания проигрывала всего на каких-то жалких пару метров, — Скажи мне, дорогая, как много решает пара метров? Слишком много. Например, пара метров решила то, что в моих руках оказалась ты, а не какая-то другая девица. Я просто приметила тебя первой, ты просто понравилась мне, я тебя запомнила. А через пару метров я нашла бы кого-то еще. Так что ты должна помнить это золотое правило.

  Сентиментальная часть меня решит встать перед тобой на одно колено. Ты выглядишь так несчастно, твои глаза так сильно блестят. Наверное, ты сейчас заплачешь. Наверное, мне должно быть тебя жаль, но, правда в том, что не жаль было нисколько. Зачем жалеть того, кто будет наблюдать самое красивое зрелище, на которое только способна эта планета? Я улыбнусь, поглажу тебя по щеке:

  — Ты увидишь сегодня чудо. Настоящее, красивое. Такое чудо, которое навсегда изменит тебя. Возможно, ты даже не выйдешь больше из этого здания, мы ведь все-таки на крыше психушки, — пожму плечами, — В любом случае я о тебе позаботилась! А чуть позже ты позаботишься обо мне, — подмигну, смотря на тебя, — Я хочу сыграть с тобой в одну очень увлекательную игру, — поверну детонатор так, чтобы ты поняла, чем на самом деле является девайс, — Она называется: "Угадай, где бомба", — усмехнусь, — Ты называешь здание, я нажимаю на кнопку. И если оно взрывается, то, формально, это — твоя вина, - рассмеюсь, смотря на тебя, — Готова? Будет весело!

  И в доказательство своей лояльности я даже рот тебе развяжу. Ну, это скорее для того, чтобы точно понимать, какое здание ты хочешь взорвать. Мне так будет лучше слышно тебя, Повелительница.

... Кредо мое, подари мне полет
Раньше была, как лед, танцует и поет
Она танцует и поет, холодная, как лед
Нас никто не найдет, нас никто не найдет ... 

Стивен проводил взглядом растаявшую в портале фигурку Конни верхом на Льве, и закрыл лицо руками. Ему казалось, что весь мир вокруг потерял краски и превратился в немую пустыню. Юниверс не замечал, как из его глаз текут слезы, прокладывая мокрые дорожки, не видел, как кожа приобрела розовый цвет. Для него жизнь и смысл были потеряны. Хотелось исчезнуть, провалиться сквозь этот проклятый песок, лишь бы ушла царапающая душу боль. Исчезло из памяти испуганно-шокированное лицо Конни, которой его предложение показлось таким же безрассудным, как если бы тот, "прошлый" Стивен заявил всему городу, что достанет с неба луну.
— Почему?...
Собственный голос показался Стивену чужим и тусклым.
— Рубин, Сапфир, я ведь сделал так, как вы сказали... Так почему?...
Парень сжал руки в кулаки и осмотрелся. Лепестки разметало по всему пляжу, еда в свете заходящего солнца казалась ненастоящей. Как и все вокруг. Хотелось просто представить, что это сон, и, проснувшись, вздохнуть с облегчением. Но от ужасной реальности никуда не деться. Или?..
Стивен резко сорвался с места, в несколько секунд разогнавшись до невероятной скорости. Вот за его спиной остался Пляжный город с одинокой гитарой на холодном песке, а пространство обернулось прозрачным розовым пузырем, который понесся через ветер и дождь, кучерявые облака и синь небес. Как он выглядит со стороны, Юниверс даже не думал, и уж тем более, не подумал о друзьях и отце, которые будут за него волноваться, не имея возможности даже связаться по телефону — средство связи осталось там же, где Стивен швырнул на песок несбывшиеся мечты и надежды. Ему было так больно и одиноко, как никогда в жизни. Та, что была его спутником и всегда поддерживала, милая, добрая Конни, теперь словно отодвинула Стивена от себя. Наверное, он поторопился и все неправильно понял, да вот только сказать об этом младшему Юниверсу все равно было некому.
Он потерял счет времени, километрам и, возможно, даже пролетающим мимо странам, когда солнце выхватило высокое здание с портальным входом и высокими колоннами. Стивен не мог объяснить, почему, но он направил розовый пузырь внутрь. И только оказавшись глубоко внутри, наконец избавился от своей защиты, улегся прямо на пол и заплакал, тихо всхлипывая и безуспешно пытаясь вытереть слезы, которым, казалось, не было конца. От плача голос охрип и потяжелел, а глаза покраснели и разболелись. И только когда сил плакать уже не осталось, юноша в последний раз всхлипнул, вытер слезы рукавом и решил осмотреться.
Помещение оказалось просто огромным. Вокруг, насколько хватало взгляда, возвышались колонны, а в центре застыла в немом величии статуя прекрасной женщины, отдаленно напомнившая Стивену портрет матери. Сам не зная почему, сын Розы подошел ближе, подпрыгнул и завис в воздухе, вглядываясь в черты благородного мрамора.
— Как бы мне хотелось понять, что я сделал не так... Мне так нужна помощь...
Юниверс не знал, почему он высказывает свою боль статуе, однако, кажется, уже не способен был держать все в себе.
— Я так люблю ее... Почему же отдалилась от меня?... Что я сделал не так?..
Юниверс спустился на пол, обхватил колени руками и опустил голову. Ему хотелось получить ответы на гложущие его вопросы, однако, Стивен был уверен, что Гранат не в силах их дать. Да и после случившегося он к ней идти точно не хотел.

Он ничего не рассказывает, тот другой Саймон — из будущего. А если и говорит, то какими-то бесконечными загадками: Алиша бесится сначала, но потом принимает эту его чертову супергеройскую черту. Они так много раз делали столько бесконечно разной херни, не пересчитать, что какое-то там случайное появление из будущего кажется чем-то само собой разумеющиеся. Небольшой изюминкой, а после, вообще как-то забывается. Но всё равно, каким-то образом удачно, разделяет её жизнь на «здесь» и «там»; за заклинивающими дверьми старого элеватора Алиша чувствует себя настоящей, а когда там на отработке, на тусовках в дурацком костюме, словно бы просто играет роль, убивает время, чтобы быстро вернуться в «здесь» с ним. Алише кажется, это время никогда не закончится. Оно специально создано для двоих: в таинственности своя прелесть и шарм. Время молодости, любви, секса, горячих тел на одной постели и после её монологов-рассказов про прошедший день: про себя Саймон рассказывает мало, говорит, она узнает об этом потом. И вся эта путаница на самом деле бесит, раздражает и заставляет мозги кипеть. Но Алиша всё равно возвращается — странно это видеть две версии одного человека и одну совершенно не замечать.

Алиша сползает по стене и садится на бетонную кладку. Смотрит на свои руки и не может поверить: воспоминания так живы, вот её ладони в крови — вот пальцы пахнут бензином и огнём. Алиша не помнит ничего до этого момента — только мёртвое лицо Саймона охваченное огнём и она, плачет, не сдерживая слёз. Келли пришлось хорошенько приложиться к её лицу пощечиной, чтобы привести в чувства. Подействовало, но не до конца. Сейчас Алиша утирает непрощенные слезы рукавом кофты и хмурит брови, — он бесконечного потока мыслей кружится голова. И вот, уже знакомая макушка показывается из-за высокого парапета, Саймон идёт у самой воды и прежде чем Алиша хорошо подумала над тем, что будет делать дальше — уже окрикивает его, уже бежит к нему, уже дёргает за рукав джинсовки привлекая внимания. Кажется, он в шоке. Ничего парень, Алиша тоже.

— Привет, — улыбается словно у неё потрясающее настроение, на самом деле внутри всё дрожит и трясётся, какая глупость, — я тебе кричала, — ну да, приветствуем тебя капитан очевидность давно не слышались, и с каких пор Алиша робеет перед парнем? Мысленно называет себя идиоткой и велит расслабиться, — хочешь вместе пойдём? — с чего-то определённо нужно было начинать. Хотя бы просто познакомиться поближе, а дальше уже... Что делать дальше Алиша совершенно не представляла. В её голове существовало два разных человека: мыслящих, дышащих, двигающихся — абсолютно по-разному. Он даже прикасался к ней так словно знал целую вечность, а рядом с Саймоном сейчас Алиша чувствовала только сомнение. Во всей этой волшебной чудесной эпопее «случайного сближения».

— Если тебе стыдно со мной показываться, я уйду, — и, наверное, так было бы даже лучше. Типа, чувак, я попыталась, прости, но ничего из этого не выйдет. Прощай будущее и бла-бла, ох если бы Саймон, тот другой, говорил чуть больше; и плевать, если бы они порушили всё что там дальше, правда, плевать. Их убил когда-то надзиратель, но вот они живы и здоровы, потому что Кёртис вернулся в прошлое и всё исправил. Так не послать ли всё это будущее на три веселых буквы и просто делать то, что хочется, — ну что ты идешь?

Саймон делится наушником, the killing moon врываются в сознание и Алиша первые пять секунд вообще не понимает, как к этому относиться. Депрессивный романтик, кто бы мог подумать. А ещё несостоявшийся поджигатель и человек в маске. Определённо будет непросто. Они шагают в ногу рядом медленно, игнорируя неловкость.

— Какая тебе музыка нравится ещё? Подожди-подожди, дай угадаю. М-мм, oasis и pink floyd? Хотя, это слишком очевидно, они всем нравятся. Как насчёт coldplay? —  Алиша всё ещё близко, держит между пальцами наушник, касается плеча Саймона своим? —  твоей был нежен кожи шёлк, я вдруг сокровище нашёл*. — тихо напевает, а потом смущенно улыбается и смеётся.

  *coldplay — yellow;

Осень, особенно эта, — время для удивлений и странных встреч. У Буна это уже не первое время так происходит. Несколько лет назад родители открыли свою компанию как раз в это время года. И им нравилось отвечать за такой прекрасный, но и не такой частый праздник — свадьба. Но люди любили такие праздники заказывать ближе к лету или началу осени. То и правильно. Погода в это время прекрасная. Куча желтых листьев осенью, а как прекрасна природа летом. И у всех будет шанс сделать огромное количество фотографий и куча воспоминаний. Но были ли у Карлайла воспоминания с этим месяцем или временем? Кажется, нет. Все, как обычно и никак не проявлялось. Жил обычной жизнью, встречался с девушками, с одной начал отношения. Ничего такого. Можно было бы его назвать невезучим? Скоре всего, нет. Всего хватало и был рад многому. Стоит даже учесть, что с работой повезло. Не каждый день можно устроиться на пляж охранником или спасателем. Там столько документации нужно предоставить. Бун еле вообще все собрал и в последний момент смог пробиться. Но удачно ли? Происшествие на яхте может перечеркнуть всю его карьеру. Погибла девушка и она так молода. Пусть парень не понимал, от чего именно она погибла. Укусы слишком непонятные. Таких при акулах точно не было. Если бы они и укусили, то эту бедняжку уже никто не нашел бы. Или только ее откусанную часть. А тут будто пригубили и оставили умирать. Или не оставили?
Осень могла ударить в голову всем этим людям, которым то и дело хотелось помочь всем, чем могли. Но они боялись того, что у них не получится. Хорошо, что выплывающих сразу же откачивались от лишней воды и укрывали их теплыми полотенцами, найденных на причале. А там и спасатели остальные пожаловали. Скорее всего, их просто предупредили о том, что произошло на берегу и воде.
— Осень — не осень? Вы о чем? Скорую уже вызвали очевидцы, как и полицию тоже. Скоро будут здесь, — помощь теперь нужна и этому мужчине, который кричал на всех, что его дама умерла и ее никто вовремя не спас. Незнакомец взялся снова помогать. А Бун тем временем регулировал все, что происходило. И его даже призвали в сторону для разговора.
— Осень — самый удачный период для работы. А вы и тут накосячили, мистер Карлайл. Если еще произойдет подобное, мы с вами распрощаемся. И меня не волнуют последствия, что никого не было рядом, — мужчина постарше уже знал, как отчитывать новеньких. Знал, как на них влиять. Знал, как опозорить при всех. Пусть негромко, но присутствующие были. А потом он подошел к Сальваторе, чтобы помочь тому с мужчиной. Другие спасатели в это время уже уносили тело девушки подальше всеобщего обзора. К сожалению, Бун снова оказался бесполезным. И что он делает? Бросает полотенце на песок и собирается покинуть пляж. Совсем забыл про двойника. Начальник так сильно испортил настроение, что и не думал о чем-то постороннем. Да и мужчину все равно похвалят за то, что помог успокоиться старику. А Бун и так переживет. Дома. В тишине. Без косых глаз в его сторону.

Опаздывать — не мой стиль... Не мой стиль. Грустная улыбка всего на одно мгновение найдет отражение на моем лице. Всего на мгновение. Потому что не то место, не то время, и уж точно не тот момент, когда я должна себе позволять грустить, растворяться в этом безумном потоке мыслей, которые столько раз посещали мою голову. Я лишь позволю себе ремарку в то мгновение, когда он не смотрит на меня — в последнее время я так часто меняла свой стиль, что даже не была уверена, какой теперь мой, правильный. Наблюдать за собой за стороны, значит вновь и вновь анализировать прошлое, пытаться построить настоящее и обуздать будущее. И иногда эта задача кажется мне утопической. Опускать руки я не стану. Лишь позволять себе грустить одну мгновение в длинный вечер.

— Я все пытаюсь посчитать сколько мне нужно человек рядом, чтобы сделать все, что я планирую, - рассмеюсь, — И на сколько встреч еще придется сходить. Далеко не все из них доставляют такое удовольствие, как эта, — умудрюсь пококетничать за мгновение до того, как Никола поведет меня в сторону деревьев. Я могла бы посмеяться тому, как он тороплив. В конце концов мы не были официальной парой, и еще долго не будем, так что со стороны это могло показаться вызывающим.

  Как будто мы так раньше никогда не делали. Как будто в Оксфорде на нас не бросали испепеляющие взгляды за это. Но я уже тогда не могла остановиться. Никола рассказывал о своих исследованиях, об электричестве или об опытах с кровью, и я внимательно слушала, делая необходимые пометки в своей голове или же в блокноте. Если мне было разрешено только слушать курсы университета, кто сказал, что я должна была ограничиваться лекциями преподавателей...? Я не собиралась этого делать.

  Я буду избегать его здесь за деревьями. Пока он идет чуть впереди, и шагами, и вопросами. Ему все хочется понять, зачем я привела его сюда. Конечно же, он знает, что я здесь не просто так. И я тоже знаю это. Борясь с желаниями рассказать ему сейчас, пока мы прячемся ото всех, но не от самих себя за кронами деревьев, я все же выбираю сначала немного поговорить о нем. Об исследованиях, что сейчас были для него важны. Он не знает, что сейчас я тоже живу в опале. И я не то, чтобы нуждаюсь в его подсказках, советах, к тому же я все равно не умею находиться в тени. Все также встречаюсь с учеными, правда, реже. Общаюсь с Джеймсом, который знает обо мне с первого дня. Мы переписываемся, и, учитывая, что я ни разу не находила писем от самой себя, которых не помню, значит, он их прекрасно прячет. Впрочем, в этом я не сомневалась.

  Выдохну, чуть сжав руку Николу. И таким образом, возвращаясь в реальность. И к вопросам, которые хочу задать.

  — Для меня? - моргну, — Не нужно делать для меня оружие массового уничтожения. Взрыва в Перу было вполне достаточно, спасибо, — улыбнусь, — Мне хватило твоей энергии разрушения до конца дней, поверь мне, — свободную руку приложу к своей груди, и опущу голову вниз, благодаря, — Ты прав, нужно думать о мирном будущем, о том, как сделать наш мир лучше, безопасней, прогрессивней. Помнишь, ты хотел изобрести возможность передавать символы, изображения, кино из одной точки в другую мгновенно с помощью перекодирования данных? Почему бы не поразмышлять в этом русле...?

  Если только задуматься, Никола Тесла был, действительно, тем самым человеком, который изобрел весь двадцатый и половину двадцать первого века в техническом смысле, хотя бы в виде идей, но по тем или иным причинам так ничего и не смог запатентовать. Поэтому в дальнейшем ему оставалось только усмехаться тому, как люди открывают вещи, что были для него очевидными, получают за это нобелевские премии, от которой он был вынужден отказаться. Покачаю головой. Если я начинаю нервничать во время дружеской встречи, значит, она и дружеской никогда не была.

— Ты прав, Никола, - я остановлюсь. И он остановится тоже, сейчас повернется и будет ждать от меня ответов. Которые я, конечно же, ему дам. Ведь как иначе. Ему нравится признавать себя правым, а в чем — он пока не имел никакого понятия. Наверное, это убивало его. Что ж, осталось недолго, — Это не просто встреча двух друзей, — пожимаю плечами, - Не знаю, как тебе удалось меня раскусить: по тому, что я опоздала, или по тому, что взяла отпуск, — задумаюсь, - Я уже давно в отпуске, Никола. Ни год, и даже ни два на самом деле. Но ты ведь знаешь меня — я не умею отдыхать также, как и ты. Так что мой отпуск обернулся огромной авантюрой, про которую я тебе однажды расскажу. Однажды, Никола, не сейчас. И не в ближайшем будущем. Не хочу что-нибудь разрушить в наших временных линиях.

  Я ведь никогда не умела говорить прямо. Ни ему точно. Только если в порыве гнева, праведного или не очень, я могла сказать ему в лицо все, что думаю о нем или об очередной его идее. Но в чем-то признаваться... О, это заведомо была плохая идея. У меня есть еще около шестидесяти лет, чтобы научиться ему признаваться в важных вещах в лицах. Что ж, от сегодняшней "пробы пера" точно был какой-то толк. Я понимаю, что все еще юлю перед ним вместо того, чтобы сказать в лицо. Так все еще проще.

  Молчание необходимо, чтобы и в его голове что-то встало на нужные места, хотя сейчас, наверное, он хочет задать мне миллион вопросов. Думаю, его заинтересовали "временные линии", думаю я пока не настроена говорить ему большего. Ровно до того момента, пока он не задаст свой океан вопросов. Но и тогда я буду аккуратна, ведь я не хочу устроить наш вариант "эффекта бабочки", совсем не хочу. Я уже предложила ему изобрести Интернет, о чем я только думала, ха? Разворачиваться и уходить уже поздно, так что я глубже падаю в кроличью нору. Я ведь здесь в конце концов для этого.

  Слегка дерну наши руки, придвигаясь к нему ближе. Я смотрю в его глаза, и буквально вижу эти вопросы. Их невозможно не увидеть, и не распознать тоже. Что ж, я буду продолжать играть. Ведь чем еще заниматься в Шонбруне весной 1955 года рядом с Николой Теслой, на которого только что был обрушен целый мир? Первый шаг был сделан, так что и отходить назад было уже бессмысленно.

— Я достаточно привлекла твое внимание, Никола? - склоню голову набок, всматриваясь в его взгляд. Кажется, у него вспотели ладони, наверное, он продолжает чего-то ждать от меня. Не так быстро. Я освобожу свою руку из его, и сделаю шаг в сторону, обойду и пойду вперед, скрестив руки позади себя. Я делала так в Оксфорде. Что-то вроде нашего флирта. Который тогда был еще достаточно невинным. Я обернулась, несколько раз моргну, — Теперь мы можем продолжить наше свидание?

  Все еще смотрю на него. Вот только сейчас мне хочется смеяться. Улыбаться, по крайней мере. Так легко, оказывается, было назвать эту встречу в парке "свиданием", и также просто продолжить пользоваться студенческими уловками. Я думаю, что моя идея могла быть и не такой утопичной. Я не ошиблась, придя сюда.

Стивен не запомнил, что ему снилось — будильник ворвался в сознание озорной песней молодого Грэга Юнирверса, побуждая парня поспешить встать с кровати. И все бы ничего, но спал Стивен на самом краю постели, и, в итоге, попросту с нее навернулся, в самую последнюю секунду успев активизировать защитный пузырь, в котором и оказался на полу. Но такая маленькая неприятность совсем не испортила настроение, потому как нельзя расстраиваиться из-за пустяков, когда тебя ждет насыщенный день. Ведь всем известно, что как хорошее настроение, так и плохое имеет свойство передаваться по цепочке всем остальным. И допустить подобного сын Розы никак не мог. Не в его смену. И не в этот день, когда в окно ярко светит солнце.
Стивен своим излюбленным способом скатился с лестницы, избавился от пузыря, сделал несколько физических упражнений, на ходу закусил полезным буррито и помчался на улицу. Телефон упрямо пищал, сообщая о первом пункте из огромного списка повседневных дел, город впереди Юниверса постепенно просыпался и приходил в движение. Пролетая в пузыре мимо снующих Самоцветов, парень приходил к выводу, что всего  два года назад не мог даже помыслить о такой картине. Что люди и пришельцы из далекого космоса будут мирно жить бок о бок, и даже найдут общие занятия. Однако, следовало помочь адаптироваться поврежденным и только заново "родившимся" Самоцветам, которые собирались в мини-Хоумворлде на очередное занятие. К тому же, было бы неплохо проверить, как идет строительство еще одного портала в Родной Мир на другом конце города. Да, еще забежать к Жемчуг, не нужна ли ей помощь.
Стивен едва не врезался в Висмут, которая в самый последний момент поймала розовый пузырь и немного отъехала назад от напора.
— Эй, Стивен, куда так несешься? Где-то потоп или наводнение, а я не в курсе?
Парень рассмеялся. Пузырь лопнул, и Стивен спрыгнул на землю.
— Нет, Висмут, я просто тороплюсь. Если буду нужен, ты найдешь меня у Гранат. Пока!
И снова помчался вперед, стараясь уже более внимательно осматривать дорогу, дабы снова с кем-то не столкнуться.
Пространство превратился в сплошную гонку. Сын Розы успел побывать на пяти объектах, и, когда день перевалил за середину, парень остановился у портала и устало плюхнулся рядом, не в силах бежать дальше. Его действие встревожило Ляпис, от которой Юниверс по-друдески отмахнулся, заверив, что с ним все в порядке, и он просто присел отдохнуть. В желудке противно заворчало, напоминая, что пора бы что-нибудь перекусить, и Стивену пришлось встать. Однако, добраться до пиццерии он не успел — на пути возникла Гранат и утащила друга на очередной семинар-аутотренинг, заставляя парня по пути подумать о том, что в следующий раз будет неплохо взять еду с собой...
Поглощая пиццу с курицей и зеленью, Стивен сверялся с оставшимися заданиями на телефоне. Выходило не так уж и много, потом можно было бы поиграть в видеоигру или почитать новую книгу, которую прислала Конни. Поблагодарив Биксбит, Юниверс поспешил в центр мини-Хоумворлда, намереваясь проверить положение дел. И в тот самый момент, когда он добрался до портала, тот внезапно засветился. Это немного удивило Стивена — гости из Хоумворлда бывали здесь нечасто, а Алмазы обычно прилетали на своих кораблях.
Кто же это мог быть?

Осень, особенно эта, — время для удивлений и странных встреч. У Буна это уже не первое время так происходит. Несколько лет назад родители открыли свою компанию как раз в это время года. И им нравилось отвечать за такой прекрасный, но и не такой частый праздник — свадьба. Но люди любили такие праздники заказывать ближе к лету или началу осени. То и правильно. Погода в это время прекрасная. Куча желтых листьев осенью, а как прекрасна природа летом. И у всех будет шанс сделать огромное количество фотографий и куча воспоминаний. Но были ли у Карлайла воспоминания с этим месяцем или временем? Кажется, нет. Все, как обычно и никак не проявлялось. Жил обычной жизнью, встречался с девушками, с одной начал отношения. Ничего такого. Можно было бы его назвать невезучим? Скоре всего, нет. Всего хватало и был рад многому. Стоит даже учесть, что с работой повезло. Не каждый день можно устроиться на пляж охранником или спасателем. Там столько документации нужно предоставить. Бун еле вообще все собрал и в последний момент смог пробиться. Но удачно ли? Происшествие на яхте может перечеркнуть всю его карьеру. Погибла девушка и она так молода. Пусть парень не понимал, от чего именно она погибла. Укусы слишком непонятные. Таких при акулах точно не было. Если бы они и укусили, то эту бедняжку уже никто не нашел бы. Или только ее откусанную часть. А тут будто пригубили и оставили умирать. Или не оставили?
Осень могла ударить в голову всем этим людям, которым то и дело хотелось помочь всем, чем могли. Но они боялись того, что у них не получится. Хорошо, что выплывающих сразу же откачивались от лишней воды и укрывали их теплыми полотенцами, найденных на причале. А там и спасатели остальные пожаловали. Скорее всего, их просто предупредили о том, что произошло на берегу и воде.
— Осень — не осень? Вы о чем? Скорую уже вызвали очевидцы, как и полицию тоже. Скоро будут здесь, — помощь теперь нужна и этому мужчине, который кричал на всех, что его дама умерла и ее никто вовремя не спас. Незнакомец взялся снова помогать. А Бун тем временем регулировал все, что происходило. И его даже призвали в сторону для разговора.
— Осень — самый удачный период для работы. А вы и тут накосячили, мистер Карлайл. Если еще произойдет подобное, мы с вами распрощаемся. И меня не волнуют последствия, что никого не было рядом, — мужчина постарше уже знал, как отчитывать новеньких. Знал, как на них влиять. Знал, как опозорить при всех. Пусть негромко, но присутствующие были. А потом он подошел к Сальваторе, чтобы помочь тому с мужчиной. Другие спасатели в это время уже уносили тело девушки подальше всеобщего обзора. К сожалению, Бун снова оказался бесполезным. И что он делает? Бросает полотенце на песок и собирается покинуть пляж. Совсем забыл про двойника. Начальник так сильно испортил настроение, что и не думал о чем-то постороннем. Да и мужчину все равно похвалят за то, что помог успокоиться старику. А Бун и так переживет. Дома. В тишине. Без косых глаз в его сторону.

Miia — Dynasty

  прыжок в Маливор, был одной из сотни жертв, что ты принесла ради спасения дорогих тебе людей. миг, когда ты поистине осознала, для чего была рождена на свет. в ту секунду, все было так четко и ясно, как не было никогда в твоей жизни. ты родилась, чтобы умереть спасая мир от его бесславного финала.

  плутая во тьме, из раза в раз осколками тишины наслаждаясь, ты понимала, что поступила правильно. и лишь кусочек обуглившейся души, стремился вернуться обратно. буквально рвался в объятья бессмертного феникса... Лэндона, глупого мальчишки, в сердце которого тебе посчастливилось отвоевать себе место. не выдержала, разорвала все путы забвения и вырвалась на свободу, в мир, где никто тебя даже не вспомнил. просто не мог признать.

  Хоуп Майклсон, была стерта из книги жизни, будто и не было никогда. такова плата за героизм. ты выбрала путь одиночества тогда, ты выбираешь его и сейчас. стоя на перепутье нескольких улиц, там где у мусорного бака кошка скребет канализационный люк, нерадивую мышку пытаясь выхватить за юркий хвост. твои ладони, испещренными линиями любви и жизни, тремором в запястьях отзываются. брошенный взгляд на мелкую дрожь и учащенное дыхание сбитого ритма.

  напуганный, загнанный зверек, как та самая мышка. не такой желала видеть тебя мама, не такой воспитывал отец. однако, это единственный путь, дабы спасти их от самой себя. слишком много ошибок, помноженные на сотни неоправданных ожиданий. огромный груз ответственности и бесчисленные удары судьбы по самым болезненным точкам. Хоуп захлебывается в собственных косяках, словно утопающий, что не в силах ухватиться за протянутую руку спасателя.

  клетками кожи, перемену в воздухе ощущаешь. мелкий пушок на затылке вибрацию хищно челюстями ловит. привычный но давно забытый парфюм, по ноздрям бьет на манер боксерского хука. аквамарин глаз ты на него устремляешь, зрачком точечным вопя: "уходи, Элайджа. оставь меня одну. я не заслужила быть узнанной тобой".

  не столь давний срыв печати вампиризма, шатает нервы. выкручивая тумблер эмоций, на все новые и новые вершины снежного хребта. невротично пальцы с кулачки стискиваешь, вниз опуская. ком в горле размером с торнадо, в глотке застревает. путь к кислороду наглухо отрезает. ты не в порядке. никогда не была и вряд-ли когда либо уже будешь. и только твоя семья способна понять, что ты на самом деле чувствуешь.

  клеймо Майклсона, приходит в наборе с врожденным чувством вины и непомерной ответственностью. Элайджа знал об этом как никто иной. страницы истории твоего дяди, были испещрены багровыми полосами и бисером слез от нескончаемой боли. той боли, что не унять добрым словом и объятьями. именно с таким багажом отчаяния, в фильмах случаются массовые проклятия и геноцид.

  порой тебе даже казалось, что с дядей Элайджей, тебя связывает куда больше, нежели с остальной семьей. он с детства взял на себя ответственность сплотить то, что разбито мелкими осколками. то, что не подлежит починке. ты же, была рождена чтобы объединить то, что не смог он. и вы оба потерпели поражение. вновь и вновь лажая, на поприще семейных трагедий. в то время, как на вас все так сильно надеялись.

  — да, все хорошо — взяв себя в руки, поплачешь когда-нибудь завтра, ты уверенно шагнула прочь, в надежде скрыться от лица старшего Майклсона куда глаза глядят.

  но не тут то было. все ж, видимо родная кровь бьет по вискам и взывает к разбирательствам. на миг прикрыв глаза,  глубоким вдохом углекислый газ сквозь поджатые губы в мир выпуская. преодолевая своего худшего врага, саму себя, ты улыбку фальшивую, как маску на лицо натягиваешь. я женщина, а значит актриса. похуй что хреновая, когда дело касается семьи. он не должен знать, что та, в кого он верил так неистово еще до ее рождения, так сильно облажалась.

  — что? нет! впервые вижу... и вообще, уйди с моей дороги — лучшая защита — это нападение, так учил тебя отец. это знание ты вколачивала в свою голову сквозь призму боли переломанных костей и агонию потерь. посему, прошла мимо дядюшки, специально задевая своим плечом его. с вашей разницей в росте это выглядело весьма потешно со стороны. однако, ты четко обозначила, что его компания тебе не интересна, хоть это было и не так.

  но стоило выйти из проулка, как ты буквально спиной ощутила что дядя следует за тобой по пятам. черт, вот попала. это же надо было в таком большом городе, наткнуться именно на Майклсона. мое везение выходит на какой-то новый уровень краха. спустя пару домов, не выдержав, ты повернулась лицом к Элайдже.

  — ты что, преследуешь меня? я же сказала, мы не знакомы... и я не испытываю никакого желания исправлять сие упущение — речь с английским акцентом, вышла слишком эмоциональной. во всяком случае с точки зрения двух незнакомых людей. а как вишенка на торте, тут же подключилась еще и привычная тебе жестикуляция рук.

  ты инстинктивно прикоснулась к подвеске с буквой "м", но тут же отдернула руку словно обожглась.

  — надеюсь мы разобрались и ты отвяжешься от меня? — тебе на подкорке, хотелось сесть с Элайджей в уличном кафе, заказать по молочному коктейлю и проговорить до заката, а может быть еще чуточку дольше. рассказать все, что горит на кончике языка. поведать о том, что можно было бы изменить_исправить, сделать лучше.

  ты буквально была тетрадкой с надписью "работа над ошибками". но это слишком опасно, что если ты все только хуже сделаешь в итоге. снова накосячишь и это будет уже не исправить. так что, Хоуп, рот на замок и не играй в Лиззи Зальцман, понимаю, вы стали непростительно близки но, дружба дружбой, а одну семью с другой мешать не стоит.

  как Майклсон, ты обязана молчать во благо, и не важно насколько это болезненно. молчи, когда так хочется кричать.