Собрание выдалось жарким во всех смыслах. Мороженое казалось отличной идеей, всем остыть и отпустить, да и стоило провести хоть какой-то маленький праздник. Персики, в конце концов, хоть и консервированные, но хранить их долго не имело смысла, и чем больше народу просыпалось, тем меньше смысла в них оставалось. Джонни смотрел на Эрин, как в ее зрачках пляшут огоньки и искорки, как маленькие морщинки собираются вокруг глаз, стоит ей улыбнуться. У нее улыбка манящая, колкая, будто немного колдовская, и в сочетании с этим взглядом, в нем было нечто темное, в чем можно увязнуть, и больше никогда не вернуться. Как не возвращались моряки, поверив песням сирен. Но ее лицо, сияло изнутри, стоило им остаться вдвоем, подсвечивалось чем-то, чему не было названия, и невозможно было поверить, что за этим сиянием может скрываться проклятье. Разве что проклятье быть искусанным до смерти. Ему нравилось когда она становилась такой, потому что казалось, в такие моменты они оба настоящие, во всей этой ситуации, выглядевшей ужасно искусственной и неизвестной, хотелось чего-то определенного. Например как это. Когда зрачки Эрин расширялись, стоило ей посмотреть на него... это взывало улыбку и становилось приятно в самом центре груди. Она запустила руку ему в волосы, продолжая и дальше заманивать улыбкой, он наклонился чуть ниже. 
- Мне понравилась идея с посудомоечной машиной, думаешь, сработает?
Джонни поцеловал ее в уголок губ.
- Ага...
Не остановился на этом, легонько коснулся нижней губы.
Но не думаю, что средство для мытья посуды хорошо скажется на качестве вещей. Может…
Ловит ее в момент задумчивости, подцепляя нижнюю губу своими, легонько оттягивая...
- Может... - отвечает, чуть поморщив нос и шепотом.
- залить туда мыла?
Эрин прикрывает глаза. Наконец-то. Поцелуй ложится плотным отпечатком на не замолкающий рот девушки, есть ли вообще способ заставить ее молчать. Еще одна такая же неторопливая попытка поцеловать, но он не настаивает, ему просто нравится мешать ей говорить этими отрывистыми короткими поцелуями.
- Мыла можно... - Джонни чуть настойчивее приоткрывает ее губы и замирает. - То есть.. нельзя.
Отстраняется и прислоняется к полкам позади.
- В смысле они работают вообще без средств, может быть паром или просто напором воды моется, не проверял, - усмехнулся он, заправляя непослушные пряди Эрин за уши. Он прищурился, продолжая разглядывать ее так, будто даже не пытаясь скрыть своих намерений. А она продолжала говорить, видимо, это собрание далось всем нелегко.
- Если бы ты так сделала, все бы просто опешили, - Джонни наклонился к Эрин с улыбкой и поцеловал ее в нос. - Собрание превратилось бы в театр, - он опять усмехнулся, интересно, это плохо?. - С другой стороны, может и стоило, а то все такие нервные, может они просто забыли, что так можно.
- Забудь. Так что мы тут делаем? И не можем ли мы это сделать после того, как...
- Как скажешь, - Джонни изгибает брови, и снова скользит взглядом по линии ее скул, будто представляет, как будет целовать их, замирает на изгибе губ. Определенно, целовать Эрин приятнее любых собраний. Дальше мягкая чувственность шеи, и ключицы, которые не видно под одеждой. Нет, эта одежда точно не для того, чтобы кого-то украшать. Губы Джонни замирают на ее щеке, когда он чувствует, что она уже хочет стащить с него рубашку. Врушка... Ее два последних предложения абсолютная и наглая ложь, разве можно поверить в нее, если в глазах расстелилась страсть, а руки сами тянут с него одежду. Ему смешно от ее маленькой попытки солгать, будто в этих желаниях есть нечто зазорное, и она боится оказаться... какой? Определенно она заставляет его улыбаться и чувствовать легкость в голове, отстраниться от этой реальности, Джонни находит губы девушки, пытаясь поцеловать в очередной раз, но...
- Проклятый испанец!
- Ой, блять... он такой... - вздыхает Хэйс и снова отстраняется. Проклятый испанец уже настолько ахурмел, что влезает даже сюда, даже в такой момент, казалось на этой станции просто ничего не происходит без Хави, вот уже даже не потрахаться без него…  Джонни поджимает губы и притягивает к себе Эрин, сцепляя руки в замок на ее талии, чувствуя, как возбуждение туго сжимает все внутри.
- Ты права к слову, Хавьер... тут надо все протереть, он опять сидел на столе, лежал... - Джонни осмотрелся, на кухне было несколько тряпок, которые он нашел в шкафчиках, и еще какая-то странная штука... что-то типа сразу влажной салфетки, специально для кухни было написано на ней. Он приоткрыл шкаф, до которого дотянулся и вытащил тряпку.
- Так и что там... с проклятым испанцем? думаешь, стоит его отлупить?
Джонни усмехнулся и, подхватив Эрин, усадил ее на разделочную поверхность в центре кухни, а потом намочил тряпку и стал вытирать стол, периодически поглядывая на Эрин. Сегодня сначала разговоры.
- Очень мило с твой стороны составить мне компанию, - Джонни улыбнулся, - может даже помочь, если рука позволит, - он сполоснул тряпку и повесил на одну из дверей шкафа. - У меня сюрприз, - он присел на корточки возле Эрин, и легонько перехватил ее за ногу отвел ту немного в сторону, а потом открыл полку, и достал оттуда банку персиков, которую наспех спрятал среди всяких приборов вчера. Он поднялся и замер совсем близко к девушке, поставил на стол рядом с ней персики.
- Еще Перси выдала мне пачку сигарет, но... - он вновь потянулся к ее губам, дразня больше, - оставим ее на потом. - Он отстранился, так и не поцеловав Эрин. Помыл руки. После на столе еще появились несколько железных чашек, блендер, и огромная миска с намороженным заранее льдом, Джонни морозил его несколько дней подряд в формочке, которую нашел в холодильнике. Но она была одна, и пришлось потрудиться.
- Начнем... урок кулинарии, моя милая! - он подвинул к себе банку персиков.

Отредактировано Johnny Hayes (2022-01-26 18:48:36)

С Эрин вроде как было легко, можно было шутить, что хочешь и даже не бояться получить за это в лоб или в нос, смотря, как и что шутить.
- Кулинария - это тоже искусство! - он покосился на Эрин, открывая банку персиков, он потянул на себя стальной язычок на крышке, и кухня наполнилась сладковатым ароматом персиков, таким летним и немного душным, будто целое солнце засунули в банку. - Искусство сделать из ничего - всё.
Буквально изобрести из пустоты нечто съедобное, попытался сочетать ингредиенты так, чтобы было не только вкусно и приятно, а еще, чтобы и красиво, и полезно. Порой это не представлялось возможным, но иногда стоило немного поразмыслить, и вот из условного топора уже можно было и каши сварить. Именно такой черной магией и занимался Джонни, или точнее... пытался заниматься. Кухарить оказалось куда приятнее, когда рядом находился кто-то еще, можно было болтать и давать пробовать получающуюся еду на вкус. Джонни выловил один персик и положил его в миску, взяв вилку, отделил кусочек и наколол на вилку. Эрин выглядела какой-то тихой и поникшей, даже сигареты ее не сильно порадовали, но девчонки... у них вечно что-то не так с настроением, для этого, даже не обязательно знать в какой фазе луна, или составлять гороскопы. Все проблемы девчонок, в том... что они слишком много думают! Джонни внимательно посмотрел на Эрин. Таким женщинам как она, нельзя позволять думать, ее прелестный мозг надо занимать каждый секунд пять, чтобы не оставлять наедине со своими мыслями. Особенно сейчас, когда ей буквально 4 дня "от роду", мысли и идеи так и занимают голову, но пройдет пара месяцев и станет проще. Джонни подвинул к ней миску со льдом и потом банку с персиками, примостившись поближе к ее прекрасным бедрам, светлая, почти белая поверхность разделочного островка была матовой и так контрастировала со штанами Эрин.
- Я тебе солгала. И мне за это очень стыдно...
Вдруг сказала Эрин, и похлопала ресницами, глядя на него. Огни в ее глазах замерли и затаились, маленькие блуждающие искорки, что заводят прямиком в болотную топь. Рука Джонни замерла, он держал вилку с кусочком персика. 4 дня...
- Да и ладно, в этих стенах мало правды, не грузись... - пожал он плечами и улыбнулся, поднеся к ее губам вилку. - Давай съешь лучше.
- Это Хавьер столкнул меня с лестницы. Случайно, наверное.
Джонни смотрел на растерянное личико Эрин. Слова "Хавьер" и "случайно" не могли сосуществовать в одном предложении ни при каких обстоятельствах. Конечно, кто бы еще это мог быть. А ведь он за него заступился, Джонни поджал губы, а лучше бы спустил с лестницы следом тоже. Может это хоть чему-то научило бы Хавьера. Говорят, личный опыт отлично помогает воспитывать других. Если бы он поразмыслил, то наверняка бы и сам мог догадаться, но то, что она не хотела его впутывать.
- Хави... с лестницы, ты слишком добра к этому засранцу. - начал Джонни... - Хотя может и к лучшему, что не сказала, - он отложил вилку в сторону и взял в руки банку с персиками. Чтобы он сделал, узнай сразу, что-то резкое и не очень обдуманное. Сломал бы испанцу руку, ну или шею. Брови Джонни от размышлений ходили ходуном от каждой паскудной мысли. Но зато становилось понятно, что с этими двумя не так и почему вдруг там много Хавьера стало в их разговорах. Без него не происходит здесь ничего. Первый мать его... Джонни почувствовал, как робкая злоба на испанца все же тухнет, так и не разгоревшись, как окурок, утопленный в воде. Может ему просто надо с ним поговорить. Может... Персики плюхались в сахарных брызгах один за другим, отсчитывая секунды, продолжая источать свой яркий спелый аромат.
Но… Это еще не все!
Аромат чувственной сладости в вязкой жиже из собственного сока, сироп - как концентрат самой персиковой сущности. Самая сердцевина.
Кажется, я в тебя влюбилась.    
Бах. Последний персик выпал из банки, ударился об упругую мякоть собрата и отлетел к краю миски. Кажется.... - хорошо. Влюбилась... - плохо. Почти на автомате думает Хэйс и поднимает взгляд на Эрин.Она зажмурилась, будто ждала чего-то ужасного. Может и хорошо, что не заметит этого секундного замешательства на лице Джонни. Но вот она зажмурилась и ждет, будто совсем не умелый солдат, бросивший гранату и забывший отбежать. Чеку-то хоть выдернуть не забыла? Джонни смотрит на нее и молчит, меньше секунды, а кажется будто вечность. Сироп из банки льется в миску.
Влюбилась.
Что вообще есть любовь.
Одна треть секунды.
Пятьдесят девять миллисекунд.
Ученые в белых халатах уже давно все просчитали и рассказали. Мозг принимает решение в обход нашего сознания. И если что-то происходит, то это всегда выверено, нет, не самим человеком, а природой. Природа, черт возьми, не дура. Природа с эволюцией на пару молодцы, но почему всего пятьдесят девять миллисекунд. Одна треть секунды. Джонни готов поклясться, что именно столько он смотрел на Эрин, когда она стояла на пороге нового мира, а он наблюдал за ней с лестницы. Ученые посчитали, одной трети секунды более, чем достаточно для первой симпатии. Еще двести двадцать четыре секунды, чтобы идентифицировать пол, цвет глаз, волос, оценить привлекательность лица, складность фигуры, вдохнуть чужой запах… Джонни почему-то уверен, что именно двести двадцать четыре секунды он прижимал к себе Эрин лежа на полу после их злосчастного падения. И он делал это, уже окончательно вынеся вердикт о её привлекательности. Люди вообще не властны над половиной своего выбора в этой жизни потому, что его делает мозг безотчетно, подчиняясь выверенным механизмам природы и эволюции. Это ужасно несправедливо, ведь все эти поспешные выводы происходят лишь на основе внешности. Внешность вообще открывает много дверей, Джонни почти уверен, благодаря этой внешности Эрин могла открыть в своей жизни много дверей, даже дверь чертовой криокамеры. Ужасно несправедливо, ведь по внешности ты никогда не узнаешь, что у человека внутри и нет, это сейчас не про пять литров крови, сердце с левой стороны, и печенку с прочими почками. Джонни думал скорее про организацию человеческих душ, или даже не так, про характер. За пятьдесят девять миллисекунд он никак не мог узнать по её блистательной внешности, что у нее такой странный, до тугого узла в желудке и нервной дрожи в руках, характер. Именно поэтому природа не дура, и дает нам всего лишь одну треть секунды для вердикта. А дальше, страдай и мучайся, как хочешь. А еще в этой жизни все самые важные вещи почему-то женского рода… природа, эволюция, любовь и смерть, да даже конопля, черт возьми, женского рода. Это будто заговор. Страдай и мучайся, у тебя была для правильного решения всего одна треть секунды, и ты Джонни Патрик Хэйс, даже этого не смог. Носик Эрин дернулся, она открыла глаза. Ее зрачки расширились. Она была такая красивая.
"Это проходит..."
Хотел сказать ей Хэйс, вот так просто, глядя в мягкое олово ее глаз. Но вместо этого, его рука случайно дернулась в сторону, ему показалось, что он молчит слишком долго. Рука дернулась, сироп, что тонкой струйкой тек в миску, теперь расплылся по столу, и даже на штаны Эрин, быстро впитываясь сверху, и собираясь тканью штанов со стола.
Ему бы шею ей свернуть да от трупа избавиться, чтобы больше никаких глупостей и скачков с лестницы, но вместо этого Джонни поставил банку и легонько перехватил Эрин за подбородок, посмотрел ей в глаза.
- Я никому не скажу об этом, - он улыбнулся. Сам даже не пытаясь примерить эти слова на себя, ему казалось, что он вообще никогда такого никому не говорил, слишком неловко ложилась эта пара фраз на его губы. Слишком. Отдавая пустотой двойным хуком прямо под дых. - Это будет наш маленький секрет. - Он опустил глаза, вздыхая, увидев, что случилось со штанами Эрин и сиропом. - А сейчас, снимай штаны, …… надо смыть пока не засохло.
Do I wanna know...
If this feeling flows both ways?

Голос Эрин разрезал застоявшуюся тишину, выловил их в потоке бесконечных секунд, уравнивая в бесконечности бытия в конкретной точке. Мог же солгать. Мог. Но не стал. Любовь - не математика, она сложная. Невозможно решать уравнения с таким количеством неизвестных, невозможно узнать, что такое любовь, когда вообще услышал это слово только сейчас. Голос Эрин звучат странно, будто и она сама не знала, как быть. Было проще спрятаться в ее ногах и не смотреть, как расползается дымка разочарования в ее глазах, как теряется былой азарт. Смотреть, как правда порой рушит нечто, что тебе нравилось без сомнений. Джонни зарылся в завязки на штанах, а после присел на корточки, стаскивая с нее одежду. Он осторожно потянул их вниз. Ничего умнее не придумал? Теперь мороженое точно понадобится, иначе как сбавить градус их разгорячившейся как духовка беседы. Хэйс чуть подался вперед, и поцеловал Эрин чуть повыше колена. И осторожно перехватив ее ногу, помог избавиться от штанов. Раздеть ее так, казалось чем-то совсем иным, чем стаскивать одежду в порыве, в полной темноте под властью момента. Он отошел к раковине и включил воду, глядя как сладкие капли пропадают под напором воды, смывая сладкий сироп и унося куда-то в недра Персефоны. Смывая и ненароком мелькнувшую мысль, раскидать все к черту на этой кухне, и не дать ей говорить больше вообще.
- Оставь штаны в раковине, давай сначала мороженое приготовим...
Джонни оглянулся на нее, она выглядела такой домашней, в футболке и белье, красивые подтянутые ноги и то, как она уплетала персики, отлично вписывалось в картину этой кухни. Она вписывалась в его кухню. Шутка ли...
Он подошел ближе стараясь улыбнуться так, будто ничего не случилось. Это получалось, даже слишком легко.
- Если кто-то и войдет, это не их дело, что мы тут делаем... а твой ноги не достойны того, чтобы их прятать за этими жуткими штанами. - передернул он плечами, подтягивая к себе миску с персиками, видимо они были ужасно вкусными, раз Эрин так отчаянно не захотела делиться. Делиться. Кажется, Эрин вообще это не очень любила. Джонни взял вилку и отломал еще кусочек, поднес ей ко рту.
- Последний, - улыбнулся он, отправляя его в рот Эрин.
Был ли он таким же жадным, как и она, раз так с легкостью делился едой, и сигаретами. Но ему не хотелось делиться тем, что он от нее услышал. Нет. Он бы хотел оставить это в секрете, своем личном. То, что он от нее услышал, было... Резкий звук блендера перебил мысль. Сердце пропустило удар и пульс выровнялся. Персики перемололись в кашицу и смешались с сиропом, напоминая теперь какое-то жуткое месиво, будто маньяк поработал.
- А теперь, смотри! - Хэйс достал еще один прибор, он напоминал кувшин с крышкой и лезвием внутри. - Это фруктовый лед. Мороженое, но не в привычном смысле, - он посмотрел на Эрин, неужели ей совсем не весело теперь. - А эта штука замечательно перемолит лед и сердца врагов в фарш, - снова улыбается, даже как-то немного устрашающе. Засыпал лед внутрь и накрыл крышкой, плотно приложив к ней руку, даже напрягаясь немного.
- Нажимай кнопку, милая и затыкай уши! - сделал он ей знак бровями. Вообще-то это было достаточно весело, они будто два испытателя... решили посмотреть, кто выстоит машинка или лед. Джонни улыбнулся расслабленнее.
Раздался оглушающий треск, сначала нехотя и медленно, но после быстрее завертелись лопасти. Поддав мощности, лед становился крошевом. Будто стекольной мелкой крошкой в солнечном сиянии на морском берегу. Все снова стало тихо. Теперь тишина между ними давила почти могильным прессом, Джонни облизал нижнюю губу, ему что ли захотелось сказать ей что-то еще, как-то скрасить все, но что тут скажешь.
Прости, я передумал, на самом деле ты мне очень нравишься, но я не знаю, что значит влюбиться?
Лед пересыпался с характерным хрустом в миску. Он был так серьезен, что аж чуть брови не треснули о переносицу.
Влюбилась - это как заболела, ничего я это исправлю. Или пройдет само.
Сироп до последней капли стек сверху, обволакивая собой льдинки, делая их сладкими и приятными на вид. Окрашивая своей желтоватой нежностью
Брось, Эрин, секс еще не любовь.
Джонни перемешал содержимое как следует. И поднял взгляд на девушку. Нет, что не скажи, будет выглядеть убого. Он уже и так сказал достаточно.
- Теперь разложим по чашкам и можно убрать в холодильник до ужина, - сказал он и поставил перед Эри приготовленные металлические чашки. – Жаль, нет красивой посуды, - расстроился даже как-то Джонни. И протянул Эрин ложку.
- Знаешь, в чем прелесть такого мороженого, даже если растает, потом замерзнет и тоже будет вкусно!
Он перетаскивал чашки в отделение между морозилкой и обычным холодильником. Там было что-то около ноля градусов, а значит, мороженое останется в первозданном виде. Осталось унести еще две или три, когда Джонни подошел к столу ... ему хотелось, чтобы она посмотрела на него как до этого дурацкого разговора, так же почти гипнотически. Как смотрит небо на пустошь, чуть тоскливо и безумно одновременно, но ... влюбленно. Видимо так это называется. Но даже так она все равно ужасно волновала его. Да просто сделай что-нибудь, чтобы убрать эту дождливую поволоку с ее глаз.
- Знаешь, - Джонни обнял ее и вновь усадил между мисок. - Я думаю, мы может поступить отвратительно и облизать миску и все ложки, что испачканы в сиропе. - он взял вилку, которой Эрин ела персики, и облизал ее, а потом метко бросил в раковину, с грохотом. Чувство какого-то дурацкого косяка не отпускало его нутро. Узлом, зажимая мышцы и перекрывая кровоток к мозгу. Он легонько провел пальцами по оголенной ноге Эрин до самого края футболки, и протянул ей ложку.
Crawlin' back to you
Ever thought of calling when you've had a few
Cos I always do
Maybe I'm too busy being yours to fall for somebody new?
And I've thought it through
Crawlin' back to you
Странные у них игры, с первого дня. Они оба слишком разгорячились. Закрой глаза. Не смотри, как полосовать буду твое сердце, своим неумением тебя любить. Закрой и не смотри, на меня мягким бархатом своих серых грозовых глаз, разочаровывать надежды и рвать на куски мечты, мог ли он предложить ей больше. Что вообще есть любовь, если не пятьдесят девять миллисекунд между вдохом и выдохом, пока сморишь на нее, чувствуя под пальцами мягкость кожи. Закрой глаза. Не смотри. Нужно ли были так торопиться и облекать словами непонятность, что плела внутри липкую паутину между ними. Можно ли облечь любовь словами тому, кто даже не помнит, любил ли хоть раз. Но видимо любил, раз разменять так просто два слова не вышло, глядя ей в глаза, сказать два таких странных слова, ни обещание и ни восхищение, а констатацию себя в сухом остатке для другого. Видимо он любил, иначе не кололи бы губы холодом слова, о которых он не мог соврать. Слова, что всегда срываются у него легко, просто слова и ничего больше, говорить можно много и не всегда по делу, не всегда правильно. Ему говорить легко, всегда. Слова почти ничего не значат. Почти все слова на свете не имеют значение кроме двух. Дрожью замирают губы, нет решительности, нет уверенности. Но это странное разъедающее изнутри чувство. Страх. Страх того, кто любил однажды, и больше никогда любить не хотел. Закрой глаза Эрин, и не смотри, как я разочарую тебя вновь. Так невыносимо до самого дна своей же души. Слишком горячо.
Закрой глаза.
- Закрой глаза.
Он зажал кубик льда между пальцами и макнул в остатки сиропа, провел им по губам Эрин.
And I've thought it through
Crawlin' back to you

Отредактировано Johnny Hayes (2022-01-28 11:42:41)

Отредактировано Johnny Hayes (2022-02-08 14:00:20)