Первые сутки выдались… насыщенными. Он сидел и думал о лопатах. И никуда не выходил. Он предпочитал думать об этом так, будто затаился и выжидал. Прислушивался. Обдумывал. Брал время за яйца. Рылся в своей голове в надежде выудить из неё хоть что-то.
Но голова оказалась пустой. Прямо как его желудок.
«Выглядит так, будто кто-то меня здесь ждал. Теоретически он может ждать где-то вовне. Например, за этой дверью. Если я её открою, мне придётся действовать по ситуации. А ситуации я не знаю. А действовать придётся быстро. Лучше не спешить».
Так он сидел на кровати, сложив ладони на коленях: почему-то они сейчас казались огромными, как лопаты, эти ладони.
«Лопата – прекрасный инструмент, очень полезный, когда хочешь что-то посадить и кого-то закопать. Или кого-то посадить и что-то закопать. Лопата – черенок и совок. Заменить сначала одно, потом другое – будет ли лопата той же, что прежде? Странно, я так явно представляю себе лопату, но не могу вспомнить, при каких обстоятельствах пользовался ей. Воспоминания – это черенок или совок? И что будет, если их заменить?»
Какая-то глубокая часть его – нечто вроде древнего рептильного мозга – подсказала: «Ничего не будет, мужик, дерзай. Срывай к херам совок. Ломай об колено черенок. Лопата – всего лишь фикция». Он предпочёл согласиться. Рептилия внутри него никогда не ошибалась.
«Вот, опять это. Что значит – никогда? А сейчас – это когда?»
И дальше в том же духе.
Найденная в комнате книга «Основы гидрологии» показалась не особенно интересной: авторы налили слишком много воды. Но он прочитал первые сто страниц. Просто на всякий случай.
Иногда он слышал голоса людей за дверью. Несколько раз даже порывался выйти и остановить их, но сразу осаживал себя: ещё не время. Некуда торопиться, некуда, напоминала внутри него рептилия и вытягивала чешуйчатые, когтистые лапы и сладко зевала своей древней пастью. Удержаться от такого зевка было невозможно. Так что он поспал, а когда проснулся, то изучил компьютер – даже смог понизить температуру в комнате. Нашёл в нём дату, картотеку на 18 человек, случайно включил видеозапись – и удивлённо молчал, рассматривая собственное уменьшенное изображение в углу.
– Да ты просто ангел, Рэнт.
Кривая усмешка показалась родной и удобной, как разношенные под размер ботинки. Он опустился в этого «Рэнта» и только тогда почувствовал себя собой.
Потом Рэнт долго стоял под душем, изучая собственное тело с вниманием учёного-энтомолога: что может сказать эта родинка? На что намекает этот шрам? А это скопление волос что, издевается над ним?
Чувство гнетущей пустоты нарастало и становилось больше мира, заслоняло собой даже Великое Отсутствие Всего. Одеваясь, Рэнт принял это за тоску и одиночество, но по громкому звуку, раздавшемуся откуда-то из глубин, убедился, что это банальный голод.
Нет, не так.
« Г О Л О Д. Больше и необъятнее всего. Тот самый голод, что когда-то выгнал древних людей из их уютных пещер навстречу саблезубым тиграм, молниям и ледниковому периоду. Они выбрались – и ты сможешь».
И он смог.
Мир за пределами оказался монохронным, гладким и скучным. На всякий случай Рэнт оглянулся на дверь, которую покидал, словно знал, что не вернётся. Запомнил написанное на ней имя и цифру. И – навстречу неведанному.

Неопределённое время спустя он, в полной растерянности, заходил в помещение со столами и стульями. Они же нужны для того, чтобы есть?
«Нет, для этого нужны вилки и ложки. Но мы сейчас и без них справимся. Дайте нам стейк!»
Мысли о среднепрожаренном, истекающем кровью стейке на белой тарелке наполнили рот слюной, так что когда он поднял голову и встретился глазами с незнакомым мужчиной, пришлось очень медленно сглотнуть. Рэнт замер, изучая его, напряжённый и готовый при необходимости схватить стул и огреть кого-то.
« – При какой такой необходимости?
– Ну, многое может пойти не так. Он может напасть на меня. Может попытаться укусить меня. Может даже отобрать у меня стейк.
– Но у тебя нет стейка.
– У него, как видишь, тоже».
Ладно, со стейком точно покончено. Это помещение не пахнло как место, где готовят стейки. Если честно, оно вообще никак не пахло. А этот человек перед ним…
«Посмотри на него. Смотри, но не пялься. Ты пялишься. Люди нервничают, когда ты так делаешь».
Он наконец разлепил губы и, не в силах сдержать свою удобную ухмылку, хрипло спросил, где здесь можно поесть:
– Missa taalla voi syoda. – Собственные слова звучали не то чтобы неправильно – больше неуместно, как будто Рэнт расставил над ними недостаточно много точек. Он пошарился в голове, которая оказалась всё же не такой пустой, и повторил, уже на английском: – Мне нужна еда. И понять, что за хрень происходит.

Отредактировано Lauri Rantasaalmi (2022-02-16 09:57:06)

- Хэй, Джонни! Я тоже об этом подумал! – радостно вставил Тайлер, когда повар сказал вслух про одежду и мотоцикл, и подставил руку для «пятерочки». Откуда бы ни была эта шуточка, они явно оба ее знали, что роднило сильнее.

Тайлер сгорбился над чашкой и, сложив трубочкой губы, втянул в себя черного.  Вкусно. Как черный. Как всегда. И слова Джонни, наверное, были теми же, которыми он всегда встречал новеньких.

- Мы хорошо посмотрели. Во всех местах, - слова Джонни звучали вполне убедительно, но Тайлер на всякий случай еще раз кивнул и щелкнул себя ногтем по зубу, мол, бля буду – во всех местах! То есть, конечно, быть какой-нибудь бля во всех местах он не собирался, но еще одну попытку полазать в вентиляции кто-нибудь в размерах новенького мог и не пережить. Это вам не попа Эрин.

- … но иногда Станция, ее зовут Персефона…
- Или просто Перси, - вставил он и уже со следующей фразой Джонни ощутил всю тяжесть оттягивающей нагрудный карман желтой пилюльки. Про нее очень легко забыть, если не думать о прошлом, а у Тая было много о чем подумать. Прошлое, каким бы оно ни было, уже в зоне недосягаемости.

- Тебе при пробуждении присвоили профессию, этим и будешь заниматься на станции.
- Или не будешь, - очередные пять копеек от Тайлера без пояснений. И здесь он имел в виду не лентяев, а тех, у кого профессии, мягко говоря, странные. Возьмите хоть Хави ради примера, хоть Валери. И если воспитатель пригодился бы некоторым персефонцам, то астроном в их условиях – профессия больше чем бесполезная.

Наверное, окажись на месте Джонни Алиша, она бы сначала выдала все плохие новости, а потом сдобрила их своей милой улыбкой и наивным «зато у нас есть книги!» Но Алиши здесь не было, а единственная хорошая новость – про таблетку – меркла перед вестью об отсутствии алкоголя, поэтому Тайлер счел своим долгом добавить с горячей убежденностью:

- Но наверняка скоро будет. У нас тут есть ученые! – и важно поднял палец вверх. Здоровяку незачем знать, что ученые тоже ни фига не помнят. Кроме того, они-то как раз лучше всех справлялись с амнезией и, кажется, совсем от нее не страдали.

Тем временем, он так посмотрел на сендвич производства Джонни, а потом – на них обоих, что Тай, повинуясь какому-то древнему инстинкту взаимного доверяния, отломил кусок одного, демонстративно его прожевал и почти проглотил, как вдруг... Он помнит! Помнит!!!

Кусок розового полуфабриката застрял у Тайлера в горле. Он надрывно закашлялся, застучал себя по спине и согнулся пополам, пытаясь выкашлять предательскую крошку. Пытаясь сделать судорожные вдохи, Тай сипел, хрипел, ронял слезы и закатывал глаза, и как раз в тот момент, когда решил, что можно прощаться с жизнь, сделал, наконец, вдох. Тут же он схватил свою чашку и влил в себя черный. Черный булькнул с еще одним приступом кашля, и Тайлер прохрипел:

- Извиняюсь…

Помнит он. Ага, как же. Язык помнит. Вот удивил.

- Это все помнят! – выходило все еще сипло. – А вот про себя никто ни хрена не помнит.

Нет, так быстро он новенькому таблетку не выложит. Для начала неплохо бы понять, что он из себя представляет. А то вдруг решит, будто единственный способ получить ее – это придушить бедненького Тая прям на месте.

- Я знаю, где… а точнее, у кого может быть таблетка памяти, - сказал он наконец и поймал взгляд Джонни. Тайлер не подмигивал ему, не пытался вообще ничего донести, только смотрел на реакцию. В конце концов, таблетка и правда могла бы оказаться у кого угодно. – Но сперва надо сходить на склад и проверить, что там у тебя есть. Вот у меня, например, там было пиво. Эх!

Эх – потому что Тайлеру казалось, что пиво с ним случилось целую жизнь назад. И хотя банка до сих пор стояла на столе в комнате, с каждым днем надежда отыскать что-то такое все сильнее растворялась в станционных буднях.

- А у Джонни… Я забыл, у тебя или Джейми был вискарь? – спросил он, наморщив лоб, и рассмеялся. – Я уже не помню, столько времени прошло. Я тут с апреля, а сейчас, кстати, июль. Прикинь? А есть у нас Хавьер еще, он Первый. Он один жил на Станции четыре месяца. Джонни, а ты уже сколько? С июня же? – И сразу же: - Ну что, идем на склад? Все вместе идем, да?

Не сказать, что от новенького исходила угроза, но это же шок. Тай не хотел бы оказаться с ним наедине, когда этот двухметровый тип решит, как он сам и Джейми когда-то, что вот эти самые люди виноваты во всех его бедах.

Красавчик Джонни предложил поцеловаться, и несмотря на иронию, которая считывалась ясно и чётко, как след шины на снегу, Рэнт всерьёз обдумал предложение. Какие эмоции у него вызывала мысль о поцелуе с другим мужчиной? Отвращение? Гнев? Возбуждение? Скорее холодное любопытство. Видимо, этой части его личности придётся подождать своего часа.
– Ты уверен, что это нужно, прошлое уже не имеет особого значения, мы тут и едва ли оно ключ к тому, чтобы покинуть это место.
«Уверен. Только прошлое и имеет значение. В нём – ключ».
К чему именно даст ему ключ прошлое, Рэнт пока не понимал, но эта мысль стала первым убеждением, которое он взрастил в себе. Новом себе. Ему надо понять, какие решения, поступки и ошибки привели его в это место.
Рэнст заканчивал есть бутерброд, не вмешиваясь в разговор о том, у кого здесь алкоголь и кто когда проснулся. Порядок времени, которое Красавчик Джонни и Малыш Тайлер уже провели на станции, неприятного удивил Рэнта. Заперты здесь не на дни, а на месяцы. Похоже на тюремное заключение.
«А я мог бы оказаться в тюрьме? Я из тех, кто оказывается в тюрьме?» – он примерил на себя ощущение длительной несвободы, как пару минут назад примерял на себя губы Красавчика Джонни. И тоже – ничего. Возможно, процедура, которая привела к потере памяти, прожгла в его голове какую-то долю, отвечающую за эмоции.
«Но ты чувствуешь, – напомнил ему голос разума. – Просто не реагируешь. Это разные вещи. Твой древний рептильный мозг недаром зовётся рептильным».
Перед его мысленным взором предстала огромная ящерица, затаившаяся на ветке во время охоты: холодная кровь, взгляд с почему-то вертикальным зрачком. Животные – безжалостные убийцы. Откуда он это знает?
«Это все знают. Но мы не в дикой природе, а заперты в четырёх стенах с другими людьми. Не так плохо», – Рэнт поморщился, не соглашаясь с голосом разума. Почему-то ему казалось, что в лесу или горах было бы проще. По крайней мере, ему.
– Через пару месяцев. Понятно.
Он вытер губы тыльной стороной ладони, как будто ел что-то, что могло оставить крошки или капли, а не эту странную инопланетную еду. Говорят, что привычка – вторая натура. А значит, когда первая натура потеряна, именно к силе привычки стоит обратиться за помощью.
Рэнт положил обе ладони на стол и поднялся, на несколько мгновений навалившись телом на столешницу. Только потом до него дошло, что так он проверяет, насколько крепко сделана эта мебель. Крепко. Не на один раз. Кто-то действительно хотел, чтобы они жили тут месяцами. Или годами.
«Не они, Рэнт. А мы. Пора привыкать».
Кажется, поход на склад стал делом решённым, так что Рэнт просто кивнул своим новым знакомым и пошёл следом за ними. По дороге через сад он подумал о том, что станцию назвали «Персефоной».
«Знакомое имя. Возможно, я знал женщину, которую так звали. Возможно, я даже любил её. Я бы называл её Персиком».
Слово вытащило из его сознания образ фрукта с кожицей, покрытой мягким пушком – образ, который следом потащил за собой ассоциации со сладостью, теплом, летом, нежностью. Рэнту пришлось усилием воли остановить себя – словно повернуть кран в эмоциональном водопроводе. Для любого потопа есть своё время и место. И оно явно не на складе подозрительной станции.
– Лаури Рантасаалми, – представился он, обвёл взглядом парней одного за другим и недобро ухмыльнулся Малышу Тайлеру. – Да, неудобное имя, чтобы кричать его в подворотне. Можете называть Рэнтом.
Ответа на вопрос о боязни темноты у него не было, так что Рэнт молча открыл дверь и ступил внутрь склада. Древний рептильный мозг приготовился прислушаться к темноте и приготовиться к атаке: опыт поколений подсказывал, что там должны прятаться враги и хищники. На мгновение Рэнту даже захотелось, чтобы кто-то на него сейчас напал – так можно было бы дать сдачи. Но нет. Внутри был полумрак. Рэнт замер, огляделся, расправил плечи. Заметил панель, напомнившую ту, что была на двери его комнаты. Древний рептильный мозг предложил потрогать её, но точно так же он бы предложил засунуть руку в любое угрожающего вида отверстие. Здесь, по крайней мере, Рэнт не лишился бы конечности.
Панель ответила на прикосновение его ладони, словно Персик действительно была женщиной…
«Если продолжишь эту аналогию, придётся подсчитывать, сколько людей лапали её до тебя».
… и выдала сочетание буквы и цифры. Рэнт нахмурился, оглянулся на ряды стеллажей и только сейчас заметил на них обозначения с буквами. Что ж.
Указанная ячейка оказалась совсем небольшой. Рэнт вытащил из неё сперва треугольную пластинку, немногим больше его ногтя, а затем бутылку с прозрачной жидкостью. Этикетки на бутылке не было, так что Рэнт отвинтил крышку и поднёс к лицу на расстоянии, достаточном, чтобы не пострадать, если внутри едкий химикат.
«Ну, в каком-то смысле я прав. Пахнет спиртом».
– Это водка, – заключил он и закрутил крышку, не предложив никому из присутствующих убедиться в верности оценки.

Отредактировано Lauri Rantasaalmi (2022-02-16 09:57:41)

Джонни или не понял намеков или решил гнуть свою линию. Ну а что? Все правильно. С хрена ли ему вторить Тайлеру, что водка крайне необходима для спасения всего живого на Станции, а потом делить на двоих, если можно сыграть свою роль и заполучить ее самому. И тактику такую выбрал хитрую: вот я какой щедрый, что твое - то твое, я не претендую.
Тайлер хмыкнул и с ухмылкой посмотрел на Джонни. Его ухмылка тянула разве что на двоюродного племянника ухмылки Лаури, но и она со своей целью справлялась успешно, вполне выражая, что именно думает Тайлер об искренних порывах ирландца оставить кесарю кесарево, а финну - русское.

- Вот именно, - брякнул Тай, подтверждая то ли мысль Джонни о том, что водку надо самому выпить, то ли мысль Рэнта о том, что торговаться непременно стоит.

Повар, кажется, совсем потерял интерес к новенькому - неподдельно. Любопытно, он рассчитывал, что в ячейке у Лаури окажется сексапильная русалка или ящик вискаря? Вот у Тайлера никаких ожиданий не было, не было и разочарований, одно лишь возбуждение. И дело даже не в самой водке, а в том, что наконец-то в его жизни происходит какое-то важное событие. Это чувство причастности работало как буравчик в жопе, заставляющий парня то переминаться с ноги на ногу, то чесать нос, то хрустеть пальцами. Можно подумать, он готовился одновременно чихнуть на превосходящего противника, принять боевую стойку и дать ему с правой. Возможно даже, такая линия поведения была Тайлеру свойственна еще до Станции, но сейчас все его нервное возбуждение сосредоточилось на дне нагрудного кармана, который гирей оттягивало вниз то, что нужно новенькому.

Он еще раз посмотрел на Джонни. Ну уж нет. Всей правды говорить здесь и сейчас не стоит.

- Наверное, можешь, - как можно более равнодушно пожимая плечами, предположил Тай. Правда, непросто изображать хладнокровную незаинтересованность в стиле Джонни, когда у тебя аж глаза из орбит выпрыгивают от нетерпения. - Если найдешь кому эта водка нужна и у кого есть таблетка. А я, кстати, недавно ходил на склад с подругой-ученой и видел, что ей досталась именно таблетка памяти. Не знаю, выпила она ее или еще нет, но мы можем прямо сейчас сходить и узнать. Ну как? Сходим проверить?

Между прочим, даже врать не пришлось. Тайлер действительно был на складе с Алишей и видел, как она забирала желтую таблетку. Еще ей досталось офигенное бельишко и гейский журнальчик, но Лаури не походил ни на приверженца суровой мужской любви, ни на любителя потискать бюстгальтер в процессе самоудовлетворения. Хотя если бы вы спросили Тайлера, как должен выглядеть такой любитель, вряд ли он смог бы дать точное описание.

Стремление обоих собеседников перевести разговор на неких женщин-учёных не укрылось от Рэнта. Он задумчиво нахмурился, пытаясь понять, в чём причина.
«Если это матриархальное общество, где мужчин просто используют для подножной работы, то мне, пожалуй, лучше вернуться назад в комнату и не выходить».
Мысль об этом потянула вторую – возможно, из его стёртой личности проступают черты сексиста или даже шовиниста? Рэнт не чувствовал себя сексистом. Скорее что ему не нравится, когда женщины указывают ему, что делать.
Мужчины, впрочем, тоже.
«Значит, разобрались. Мы не делаем исключения по половым признакам и презираем одинаково всех», – что-то в теневом сознании наслаждалось пониманием этой его способности – презирать.
Рэнт взвесил бутылку в руке, будто прикидывал её реальную ценность. На мгновение ему захотелось отвинтить крышку и вылить содержимое. Просто чтобы посмотреть на реакцию остальных. Просто чтобы понять реальную ценность водки в этих условиях. Но он взял себя в руки. Не стоит совершать поступков, которые не сможешь обернуть вспять – или, если говорить конкретнее, разливать то, что потом не сможешь собрать.
Он с трудом перевёл взгляд с бутылки на протянутую ладонь Красавчика Джонни, потом – на его лицо. Пожал руку и проводил его, уходящего, взглядом. Потом повернулся к Малышу Тайлеру.
«Что-то Красавчик слишком быстро отсюда свалил. Я сказал или сделал что-то не то? Или… стоит спросить».
Он даже уже открыл рот, чтобы задать вопрос своему единственному провожатому, но слова встали поперёк горла. Зачем тратить время на незначительные вопросы? Даже если Рэнт и сказал что-то не то, слова, как и пролитую водку, назад не соберёшь.
– Значит, к твоей подруге-учёной. Веди.
И, противореча собственным словам, Рэнт первым направился к выходу со склада. Но в дверях задержался и перекрыл дверной проход рукой прямо перед Тайлером. Паренек был среднего роста, и Рэнт нависал над ним довольно угрожающе – эффект, который он не старался произвести, но который никак не пытался смягчить.
– Я надеюсь, это не какая-то разводка, – тихо проговорил он. – Потому что если да, я буду недоволен. И я не имею никакого представления, на что я способен, когда недоволен.

Рэнт молча рассматривал молодого парня перед собой и сам не замечал, как на лице его проступала гримаса. Губы и щёки отвечали за наглую ухмылку, глаза щурились, лоб и брови – хмурились, причем последние никак не могли найти симметрию между собой. Нос… ну, нос оставался на месте. В некоторых ситуациях, пожалуй, это уже хорошо.
Эта гримаса досталась ему из забытого прошлого и наверняка несла за собой какую-то историю. Рэнту очень бы захотелось её узнать, если бы он увидел себя сейчас. Но в глазах Малыша Тайлера не отражалась его гримаса. В них отражалось что-то другое.
Парню ничего не стоило обмануть новенького на станции: подсунуть под видом волшебной таблетки какое-то дерьмо, какое здесь на полу валяется. Обвести вокруг пальца. Выставить идиотом. Рэнт принял мысль о том, что его незнанием могут воспользоваться, на удивление спокойно.
«Каждый пытается найти свою выгоду. Отхватить кусок пожирнее. Лучше есть. Удобнее спать. Веселее трахаться. Это просто то, как устроен мир. Сопротивляться этому бесполезно».
Рэнт не был уверен, какая часть его сознания озвучила эту мысль и почему трахаться непременно должно быть весело, но сразу согласился. И успокоился.
«В конечном счёте, мы все появляемся на свет голыми и голодными. Всё, что нажито позднее, не обязательно», - заключил он.
Наверное, он отдал бы эту бутылку водки и просто так, если бы его кто-то хорошо попросил. Это была одна из тех ситуаций: пока не окажешься в ней, не знаешь, как поступишь.
История о романе Красавчика Джонни с какой-то художницей не имела вообще никакого отношения к происходящему.
«Было ли им весело трахаться?»
Но по какой-то своей логике парень решил поделиться этим. Возможно, причина всё-таки была?
Или нет?
Или да?
Или нет?
Или да?
Или...
«Или он просто заговаривает тебе зубы», - подключился голос разума.
Слова Малыша Тайлера казались шелухой, через которую надо было искать зёрна. Вопреки этой метафоре перед мысленным взором Рэнта предстала чёрная земля в ладони – и блестящие крупицы металла в ней. Название этого металла крутилось на языке, но ускользало от него. Поэтому он молча стоял и не сводил с парня взгляда, даже моргать, кажется, перестал. Он просто дожидался, когда в словах Малыша Тайлера что-то заблестит.
И вот наконец случилось. Таблетка. Прямо на ладони. При виде неё Рэнт вспомнил слово, которое искал, - золото. Таблетка на вес золота! Он почти простонал, когда она исчезла.
«Мы можем просто забрать её. Здесь никого нет, никто не увидит. Мы можем просто ударить его в висок, вон туда, где он так гладко выбрит. Мальчишка даже ничего не вспомнит, а если вспомнит… Ну, что он нам сделает?»
Теневое сознание говорило дело, и предложенный им путь казался почти соблазнительным. Но прежде, чем Рэнт отдал приказ мышцам руки, вмешался голос разума:
«Насилие – опасный способ заявить о себе в мире, законы которого ты не знаешь. К тому же это может быть проверкой. Слишком всё просто».
Рэнт сделал шаг назад и достал из кармана водку.
- Что ж. Значит, договор.

Отчего-то фраза «да ты не ссы» произвела на Рэнта эффект, совершенно противоположный тому, которого добивался Малыш Тайлер. Нет, Рэнту резко не приспичило – «Хотя, при зрелом рассуждении, вполне можно уже и отлить», но он ничуть не успокоился. Наоборот, напрягся.
«Никто не предлагает перестать беспокоиться, если причин для беспокойства нет». Откуда в его голове взялась эта мысль? Прошлый Рэнт, кажется, пытался ему что-то сказать сквозь пелену забвения.
Он слушал болтовню Тайлера, который болтовней, казалось, создавал между ними безопасную зону: если бы слова были ватой, она бы уже заполнила весь склад. А может, парнишка просто не выносил молчания. Сам того не подозревая, он давал Рэнту очень много пищи для размышлений.
«Станция читает наши мысли? В прямом смысле?»
Рэнт представил, какой информационный шум должны создавать все пробудившиеся с этими диалогами по ролям, которые они ведут в своей голове, спорящими частями сознания и постоянным самокопанием.
– Да, я видел компьютер. Он мне не понравился.
«То, что он слишком много знает, совсем не оправдание. Компьютеры созданы для этого», – возразил ему голос разума. Но, возможно, Рэнт был из тех, кто в принципе не доверяет технике. Или тем, кто умнее его.
То, как Тайлер настойчиво убеждал в собственной искренности, наводило на подозрения. Рэнт не выдал их – предпочёл сделать вид, что его совсем не беспокоит все эти разговоры и очевидные попытки манипулирования через убеждение. А может, они его действительно не волновали. Для беспокойства сейчас были поводы посерьёзнее.
– Ты прав. Было бы плохой идеей обмануть меня. Я и понятия не имею, на что способен.
Рэнт произнёс это беззлобно, с мягкой улыбкой, и в этом-то его спокойствии и мягкости, их рассинхроне со смыслом слов крылось нечто пугающее. Знакомые с терминологией назвали бы это эффектом зловещей долины.
«Ты уверен, что стоит обменивать единственный свой ценный предмет сейчас, прежде чем узнаешь местные порядки? Бутылка может быть важна для тебя и обладать значением, важность которого ты пока не можешь оценить. Ты же не знаешь ничего, что здесь происходит», – воззвал к нему голос разума.
И Рэнт действительно замялся, но потом другая мысль пришла ему в голову, выплыла из теневого сознания:
«Ой, да пофиг. Любопытно ведь! Мы должны узнать о себе хоть что-то. Это может быть воспоминание о женщине, которую мы любили. Любовь всей нашей жизни, роковая и полная драмы! Или что-то о нашем доме. Или даже о том, как мы сюда попали. Мы не поймём, пока не узнаем. Так что пусть пацан гонит таблетку и упивается водярой».
На мгновение Рэнту захотелось забрать таблетку, открыть бутылку и запить её водкой – просто чтобы посмотреть, как поведёт себя Малыш Тайлер: вызовет ли нарушенная сделка приступ агрессии или он спасует перед тем, кого сам назвал великаном. Это было тоже любопытно.
Рэнт взял с ладони Тайлера таблетку и вложил в ту же руку бутылку водки.
– Я бы посоветовал сначала попробовать на ком-то, кого не жалко, – ухмыльнулся он. – Ну, на случай, если это всё-таки НЕ водка.
И, закинув таблетку в рот, проглотил насухую.