- Кто сказал, что у меня есть проблема?
Нет у него никаких проблем. Кроме одной - общей, можно сказать. Он в ус не дует, кто он, откуда, зачем  и почему здесь находится. Нет, то есть... то, что он именно вот здесь, в коридоре, оно понятно - потому что он полы моет. И не только полы. Он всё моет, потому что всё грязное, и от этого глаз уже дергается. Хотя он смотрел-то на это безобразие всего сутки!
Прямо как с акцентом Айрис.
- Какую грубость? - Александр щурит свои крысиные глазки, будто пытаясь сейчас выйти на спор, но вообще-то он и правда не понял, где там была грубость. Ну, что он, неправду сказал, что ли? Просто подметил очевидные факты. Это грубо разве? - Только попробуй... - "...потоптать мои клумбы - и я тебя там закопаю", - думает, но не говорит Хамильтон. Он даже крепко так за тряпку цепляется, уверенный, что если Эта Женщина сейчас сделает еще хоть шаг - он ее этой тряпкой и придушит. На месте. А потом закопает в саду. Но, к счастью, девушка сама передумывает совершать самую большую ошибку в своей жизни - это он просто еще не знает, что еще большую она уже совершила, еще до проекта Персефоны, - и останавливается, так что и Александр тряпочку ласково приглаживает второй рукой и возвращается к протираю плинтусов. Правда, болтать она не перестала. И это он грубый??? Да где там! Он вообще чудом сдерживается от желания затолкать эту тряпку ей в рот чтоб работала молча, лишь усерднее протирая дыру в стене поверхность. - Ха. Ха. Ха. Остроумно, - он поеживается от ее акцента, хотя мысленно отмечает: коробит его не так уж и страшно. Он какой-то... ну, привычный. То есть его раздражает то, как звучит речь Айрис - и не только, - но в целом терпимо. И как-то даже... ну, как будто так и надо? Если бы он нигде не слышал такого отвратительного произношения, он бы испытывал такое чувство, будто облысел. Чего-то не хватало бы. - А что еще? - искренне любопытствует садовник, окуная тряпку в воду и выжимая ее. Нет, правда, а она еще что-то умеет, кроме как стирать? Она помнит, как это делать? Хотя теперь он вот видит, что она пытается - пытается, - еще и прибраться. Но пока только болтает. - В другом конце коридора, - начинает объяснять Алекс, но заглядывает в свое ведро, полное воды - он случайно провтыкал момент и набрал слишком много, а расходовать столько воды было бы жаль... поэтому он вздыхает, и предлагает: - Я набрал много, так что давай своё, я тебе перелью половину. - Да он прям почти джентельмен! Ведь, как бы там не было, а прибраться побыстрее и ему хотелось, так что, не смотря на длинный язык Айрис, он переливает ей часть воды и снова берется тереть пол. - А ты будто знаешь, какие у меня навыки, - фыркает с гордостью Уборщика. С большой буквы, вестимо. Он-то первый пришел, вон какой порядок позади! - А вообще давай три уже, я тоже хочу поскорее закончить и сходить вечером на Рождество. А...
"А ты пойдешь?" - хочет спросить он, ведь, не смотря на раздражающий характер, Айрис такая же только-что-пробудившаяся, и в компании еще одного такого же потерянного человека, как он, ему было бы спокойнее. Наверное. По крайней мере, он не был бы одним дурачком среди всех остальных. Но он не успевает задать вопрос, только открывая рот, как его прерывает голос Персефоны. Он даже на мгновение замирает, остановив процесс трения, поднимая голову к месту, откуда раздавался голос.
- Вау... вау, - это, в принципе, вся реакция. Которая была вслух - дальше он продолжил молча тереть пол. Потому что внутри Алекс трижды сальтанул, визжа о том, как он хочет вотпрямщас рвануть на склад и посмотреть, что же там такое - и заодно задуматься о том, как же Персефона туда это подложила. Она открыла кому-то его ячейку? Этот кто-то видел там кольцо? - Поздравляю.

"Забей". Фу, как Александр, оказывается, не любит это слово! Он в коротком жесте разводит руками, раздраженно - вопросительно, - кривясь, так и не поняв, что от него хотела Айрис, но, к собственной чести, ничего не сказал.
- Да боюсь я, ага, - он не перестарался с сарказмом в голосе? Потому что его аж самого передернуло, как бы Айрис вынести этот груз... - Просто не хочется лишний раз руки марать...
Последнюю фразу он добавляет потише, самому себе, хотя потом понимает, что в коридоре слишком тихо - слышно только как пыхтит прачка и трет пол тряпкой сам Саня, - и Айрис, скорее всего, услышала. Ну да и ладно, жалко ему что ли? Пусть себе слушает... что он не хотел в нее лопатами бросаться... чтобы руки не пачкать, разумеется... кто знает вообще, как бы Персефона на это отреагировала? Не на лопаты - на топтание цветочков. Растения ведь важнее прачки, да? Он докажет это. Сначала себе, потом остальным. Может быть.
Но для начала они отмоют этот чертов коридор. Он даже делится водой, и они вместе его трут, трут, трут - однажды дотрут. Наверное, лучше было бы делать это молча, Хамильтон это понимает еще на каком-то бессознательном уровне, и даже честно пытается молчать, когда хочется прокомментировать некоторые слова прачки, но молчать вечно он тоже не может! Потому что рядом с тем пониманием на все том бессознательном уровне у него растет стойкое желание наговорить чего-нибудь такого эдакого. Чтобы она... охренела, вот! Он сам решает, что не обязательно ей охреневать от того, какой он хороший; как минимум потому что вместе с ней охренеет и сам Александр.
Вместе с вопросом о том, пойдет ли девушка на Рождество, застревает также комментарий о том, чье он величество и как быстро он до этого титула докатился. Именно вот докатился. Спасибо тебе, Персефона, за щедрые - Алекс честно надеется - подарки и то, что перебила. Теперь он выживет. Наверное. Может быть.
- Что? - он сразу оборачивается на то место, о котором говорит Айрис, и щурит свои крысиные глазки, приглядываясь. - Тебе кажется.
Нормально он всё помыл, что она придумала! Он никакой пены не видит, это ей... в глаз попало, вот! А он уже и так, и эдак смотрит - нет там пены! Тьфу ты, ё-моё...
Про Рождество он и вовсе забыл. В смысле не про само Рождество и то, что собирался туда еще пойти - про это он не забудет, конечно же! - а про то, что собирался спросить у прачки, пойдет ли она. Ну... сбился с мысли как-то. То Персефона эта, то... эта самая с плинтусами своими... гордость его задевает! Уборщецкую. Вот, да. Но он все равно поднимает на нее взгляд, не смотря (тавтология, да, она такая!) на обиды, и кивает.
- Я же сказал, что хочу пойти, - он уверен, что сформулировал предложение именно так. Если хочет, значит планирует идти, что тут непонятного? - А что? Ты тоже пойдешь?
Он доходит до конца коридора, в очередной раз выкручивает тряпку, и все-таки идет вытереть тот участок, о котором раньше говорила Айрис. Потому что, блин, если он что-то пропустил!... Он не переживет!.. Не хочет больше этой пены видеть, хватит. Так что он там дотирает и идет обратно, осматриваясь по сторонам в поисках плохо отмытых участков [и отмывает, конечно же!!], и важно трясет своей тряпкой.
- Я начну с той стороны мыть, - он теперь машет тряпкой в другой конец коридора, по той линии, где полы мыла Айрис, - и пойду оттуда тебе навстречу. И, в принципе, думаю, можно будет заканчивать.

"Не так много поводов для веселья", - на самом деле почти как шутка звучит. Какое же тут веселье? Александр за всё то короткое время своего бодрствования пережил стресса больше, чем... когда-либо, - хотелось бы ему сказать, но он не знает, что там и когда он переживал. Вернее, не помнит. Было бы неплохо однажды вспомнить, хотя в то же время он другим вопросом задается - почему пошел сюда, на этот... проект, эту Станцию? Что его заставило принять такое решение?
В общем, из услышанного он тоже немного хорошего узнал. Поэтому пока что мало верит в то, что жизнь будет прекрасна, сладка и полна веселья и счастливых моментов. Так что Рождество... если там не будет ничего хорошего, то он хотя бы с местными перезнакомится, себя покажет, так сказать. Тоже полезно.
- Я тоже так подумал, - согласно кивает Алекс, не столько чтобы просто выразить согласие со словами прачки, сколько ради того, чтобы она банально понимала, чем вызван тот факт, что он не против с ней вместе на Рождество пойти. Потому что... новеньким должно бы держаться вместе.
На все остальные слова девушки он ничего не отвечает. И даже не столько потому что он его раздражает и разговаривать просто не хочется (ну это тоже, да), сколько просто... ну, а что говорить? Ну, хуй. Он только кивает разок-другой, мол, да-да,погнали, три получше, - и спустя еще немного времени они принимают совместное решение: коридор чист. Порядок. Никакой тебе пены, грязи - по крайней мере в пределах видимости, - и Хамильтон напоследок осматривает помещение, уперев руки в боки, аки настоящая хозяюшка, и бросает тряпку в ведро.
- Пойду отнесу это обратно, - кивает на ведро и тряпку свою, подхватывает то, и плетется в сторону уборных, где воду грязную вылить можно, а неподалеку и ведра оставить. - Ты тоже бери давай, не собралась же здесь оставлять?
Или надеяться, что их отнесу я?
Не-не-не, он, конечно, мужчина хоть куда, но таскать ведра чужие не собирается. Тем более Айрис вон сколько говна сюда натаскала - ему рук не хватит всё относить. И ведра две штуки (включая его), и швабра вон какая-то... не рассыплется, отнесет.
- Насчет ячеек... - когда прачка нагоняет (он притормаживает), Саня заговаривает с видом бывалого мыслителя, телепая ведром в воздухе и мечтая о том, чтобы от него поскорее избавиться. - Понятия не имею. Сначала я думал, что кому-то Персефона может поручать их - вещи, в смысле - туда класть, но это значит, что этому "кому-то" дали доступ к нашим ячейкам...