ВРЕМЯ В ИГРЕ:
февраль 2152 г.

01.11. Третье Пробуждение: все подробности ЗДЕСЬ
23.10. Опубликовано новое ОБЪЯВЛЕНИЕ
04.10. Маленькие, но важные УТОЧНЕНИЯ
02.10. Время читать ИТОГИ СЕНТЯБРЯ
05.09. Опубликованы ИТОГИ АВГУСТА
30.07. Новые ЛЕТНИЕ СТАРТЫ!
21.07. Последний ИГРОВОЙ ОТЧЕТ и анонс квестов.
01.07. ЧИТАТЬ ВСЕМ! ИТОГИ МЕСЯЦА И НОВЫЕ ИВЕНТЫ.
23.06. Важно: ИТОГИ ИГРОВОГО ДЕКАБРЯ.
12.06. Не спи! Участвуй в ЛЕТНЕМ БИНГО!
09.06. Голосуй за КРАСАВЧИКА ЛАУРИ!
01.06. Подведены ИТОГИ МЕСЯЦА.
28.05. ВАЖНЫЕ НОВОСТИ! Просим всех ознакомиться.
01.05. Опубликованы ИТОГИ МЕСЯЦА и маленькие новости.
21.04. Открыта запись в НОВЫЕ КВЕСТЫ
06.04. Конкурс кукол - ГОЛОСОВАНИЕ ОТКРЫТО!
01.04. С ДНЕМ ДУРАКА! Приглашаем поучаствовать в БИНГО ВСЛЕПУЮ и КОНКУРСЕ КУКОЛ
21.03. Опубликован список инвентаря. Просьба проверить!
19.03. ВНИМАНИЕ! ТАЙМСКИП И МНОГО НОВОСТЕЙ!
04.03. ВАЖНОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ!!! ЧИТАТЬ ВСЕМ!
24.02. В связи с локальными и мировыми событиями мы решили не проводить ежемесячное голосование в феврале. Пусть будет мир, друзья.
11.02. Приглашаем на бинго влюбленных!
02.02. Опубликованы итоги голосований и маленькие новости
29.01. Свежая сводка событий
27.01. ВАЖНО! ЧИТАТЬ ВСЕМ!!!
25.01. Время голосований и других новостей!
22.01. Немного маленьких новостей
15.01. Опубликована СВОДКА СОБЫТИЙ
11.01. ВАЖНОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ
06.01. А вы уже видели нашу НОВУЮ АКЦИЮjQuery17208574892075147487_1660862794681?
01.01. С Новым годом! Мы сделали Схему Станции
29.12. Все на Новогоднее БИНГО!!!
26.12. ВАЖНО! О КВЕСТАХ
20.12. Заполнена игровая ХРОНОЛОГИЯ
19.12. Немного маленьких новостей
18.12. Новогодние активности НАЧИНАЮТСЯ!
17.12. Приглашаем в первые КВЕСТЫ!
15.12. Немного маленьких, но важных - НОВОСТЕЙ
10.12. МЫ ТОЛЬКО ОТКРЫЛИСЬ! А первая акция уже здесь!

Рейтинг форумов Forum-top.ru
Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP

Станция Персефона

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Станция Персефона » Эпизоды: закрытое » Сто лет одиночества | 04.01.02


Сто лет одиночества | 04.01.02

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

Сто лет одиночества
Моя фарфоровая маска оказалась слишком хрупкой. Я разбил ее пытаясь оживить печальные уста, застывшие в презрительном молчании. Мне хотелось, что бы они произносили слова любви, шептали молитвы, кричали, плевались слюной, низвергая проклятия. Но они оставались неподвижны.
♫ Биопсихоз - Воспитание страхом


https://i.imgur.com/SFiM80M.png
Виктор Долин и Алиса Вуйчик


Комната Виктора, ночь с 3 на 4 января
А ты постучись мне в грудь, ведь грудь — это тоже дверь.


разрешение на участие ГМ: ДА
разрешение на участие других игроков: НЕТ

Отредактировано Victor Dolin (2022-07-21 16:40:27)

+3

2

«Сударыня, вы мышь», - пронеслось в голове Алисы каким-то чужим, насмешливым голосом. Женщина фыркнула в ответ собственным мыслям и поискала ногой заброшенный куда-то под кровать ботинок. Не нашла, конечно же. Обувь Алиса по непонятным для себя причинам очень не любила, предпочитая перемещаться босиком. Какая-то назойливая часть её сознания бормотала, что ходить по дому в обуви - извращение, а Станция, какой бы огромной она ни была, всё-таки являлась их домом. Общим. Большой такой дом, в котором одновременно обитает куча народу, не связанных никаким родством (что запросто может быть неправдой, ибо кто их, беспамятных, разберёт), но вынужденных обитать на одной территории и как-то подстраиваться под общие негласные порядки. При чём каждый выдумывал эти порядки самостоятельно, в силу собственного воспитания и потребностей. Ибо никакого графика об уборке или договора о совместном проживании на стенах написано не было. В любом случае, обувь находиться не пожелала, надёжно укрывшись от кондитера где-то в тёмных недрах подкроватья. Досадливо цыкнув, женщина взъерошила коротко остриженные прядки и подхватила со стола кружку, в которой неровными кусками, больше похожими на обломки толстого коричневого стекла, покоился её первый «шедевр» на почве освоения своей профессии.

Сладкое Алиса не любила. Точнее, была к нему совершенно равнодушна. Странное свойство для той, что должна те самые сладости готовить, но даже выбирая из всего разнообразия различных брикетов на кухне, она предпочитала оставлять на полках так привлекательный для многих синий, довольствуясь другими. Немного зелёного, чуть жёлтого, запить угрожающим количеством чёрного. Если бы Алиса осталась на станции совершенно одна, местных запасов провианта ей хватило бы до глубокой старости, ибо аппетит у той, кого называли Пташкой, вполне соответствовал прозвищу. Сладкое Алиса не любила, но была плотно связана с ним всю свою жизнь. Ну, по крайней мере она об этом могла догадываться, забавляясь не воспоминаниями, но вбитыми в подкорку мозга рефлексами, которые пусть и неохотно, но пробуждались, стоило ей оказаться на условно своей территории - кухне. А вот Виктор сладкое любил, что не раз подтверждал своим поведением. Огромный, начинающий уже желтеть синяк на шее был этой страсти подтверждением, печатью и - немного - следствием. С момента их прошлого разговора на кухне, закончившегося её бесславным бегством, Алиса не виделась со своим громилой. Она не выходила из комнаты в светлое время суток, надёжно блокируя двери и не откликаясь на стук и призывы с другой стороны, не отвечала на сообщения в личном компьютере и, едва завидев массивную фигуру спасателя в опасной близости, меняла траекторию движения, прячась в тех помещениях, куда его не могло занести даже случайно. В библиотеке, например. Виктор предпочитал качать мышцы, а не мозги, и Алиса не могла его в том осуждать. У каждого своя сила.

Она не хотела видеть его, не хотела снова отвечать на колкие остроты, не хотела... Ничего. И в то же время ей до смерти хотелось снова прикоснуться, почувствовать привычный запах, просто успокоиться, зная, что рядом есть кто-то чуть более родственный, чем прочие обитатели станции. Остальные жители Персефоны всё ещё вызывали у женщины только безразличие, ровное и прохладное, как поверхность воды в безлюдном бассейне. Разве что Венера провоцировала какое-то отдалённое чувство ещё не привязанности, но приязни. Словно младшая сестра, которую совершенно не обязательно любить, но можно уютно молчать вместе, не отвлекаясь от своих дел на развлечение собеседника. А вот Виктор был гораздо большей проблемой. С момента их пробуждения прошло не настолько много времени, чтобы она могла судить о каких-то возвышенных чувствах, вроде любви или ещё какой-то ванильной хрени, но реакции собственного организма на разрисованного здоровяка прослеживала вполне отчётливо. Кто-то более романтичный и подверженный болезни розовых соплей мог бы сказать о том, что их тянуло друг к другу как разделённые когда-то половины. Кто-то чуть более циничный похмыкал бы, списав всё на недоебит и стресс после разморозки. Находящаяся где-то по центру этих двух состояний Алиса просто и беспристрастно отмечала тот факт, что рядом с Виктором у неё падает производительность и без того не самых гениальных мозгов. Но их ведь забросили сюда с вполне понятной целью, распределив им вполне ясные роли. И нужным ли было отвлекаться на всякую чушь вроде попыток строить отношения? Алисе было нужно подумать, взвесить всё это и найти в своей голове ответы. А присутствие Виктора чертовски отвлекало.

Наверняка он обиделся на такое пренебрежение собственным прекрасным обществом. Виктор, конечно, не выглядел кисейной барышней, способной начать истерику из-за подобной ерунды, но вчера вечером, выбравшись из своей комнаты за едой, Алиса поймала на себе вполне равнодушный взгляд спасателя. И почему-то это было чертовски неприятно. Алисе больше нравилось, когда он язвил, огрызался и кусался. Дурацкое какое-то состояние. Вроде бы и сама хотела отдалиться от мужчины на максимальное расстояние, чтобы не мешал думать и заниматься своей функцией, но как только он отвалился, Алиса словно часть себя потеряла. Отрезали на живую, оставив только ноющий обрывок пуповины.
А так ли надо его восстанавливать?

«Вы мышь».
«Я больше не буду».
«А больше и не надо».

Алиса, неслышно ступая по коридору, добралась до комнаты спасателя. Наверняка заперто, но она всегда может оставить свой презент под дверью. Утром найдёт, а догадаться от кого это - совсем не сложно. Едва ли на станции завёлся второй кондитер. Она бы знала. За последние дни появилось одно новое имя в списке жителей, но самого его обладателя Алиса пока не встретила. Не удивительно, учитывая, что из комнаты она старалась выползать только тогда, когда риск встретить кого-нибудь вообще был минимален. Конечно был риск того, что оставленный подарок найдёт кто-то ещё, но он был минимален. Не так уж много тут было ранних пташек, в число которых входил и спасатель, выработавший для себя определённый ритм дня. Однако, рисковать и не пришлось. Зелёный огонёк рядом с дверью оповещал, что жилец находится внутри, но не озаботился тем, чтобы запереть свою нору. Странно для Виктора. Наверное, слишком загонял себя вчера. Другого объяснения не было. Ну не её же он ждал, в самом деле? Отключив ей доступ в свою комнату, Виктор чётко дал понять, что спокойно обходится и без её присутствия. И это было точно так же иррационально и неправильно обидно.

Женщина прикоснулась к панели, заставляя дверь сдвинуться в сторону с тихим шелестом, и уверенно шагнула внутрь. Их камеры не отличались ничем, так что возможности сломать себе ногу, споткнувшись о неучтённый предмет мебели, не предусматривалось. Спит, как и ожидалось. Татуированная грудь мерно покачивалась в ритм спокойного дыхания спящего человека. Алиса осторожно поставила кружку на стол, стараясь не бряцать, и развернулась в сторону выхода. Пусть это станет своеобразным извинением за то, что она не позволила ему даже объясниться. Наверняка те порции, что она оставила на столе в столовой, уже расхватали другие жители станции, не оставив ему ни крошки.

Отредактировано Alice Vujchik (2022-07-20 19:12:58)

+2

3

Victor Dolin
Пичуга, вставай, всю жизнь проспишь.

Очень странно было осознавать, что ночью никто не пытался зайти в комнату, забиться под бок и тихо, уютно засопеть. Не то чтобы в этом была какая-то острая необходимость, но за несколько дней Виктор успел привыкнуть. Сейчас же, проснувшись, он с легким удивлением осознал, что девчонки под боком нет. Она не пытается выспать все дерьмище из тех минуток, которые у нее остались до пробуждения здоровяка, а просто решила не приходить. Странно. Но не пнуть ее в направлении начала нового дня Виктор просто не мог и считал это едва ли не своим священным долгом. Как и всегда, привести себя в порядок, отправиться на зарядку в спортзал, чтобы после зайти на кухню и обратить внимание, что Алисы все еще нет. Сомнения начинали закрадываться, но пока не приходилось придавать им большого значения.

Victor Dolin
Ты там сдохла?

Как минимум, не очень понятно, почему дверь Алисы не реагировала на руку. Может быть, программа дала сбой? Персефона решила взбунтоваться? Что вообще происходит? Постучав костяшками пальцев по двери, Вик прислушался, но не услышал абсолютно ничего. Можно было бы попробовать заглянуть через стекло, чем вообще пичуга занимается, если бы не колкое ощущение в груди, что она просто решила таким образом слиться. Перестать существовать для него. Такой очень жестокий и грубый жесть, дающий понять, что он ей больше не нужен. Он нужен был, чтобы попытаться как-то социализироваться в новом месте, а дальше она сама может. Злит. Безумно злит, заставляя чувствовать, как кровь кипит от злости, а зубы сами стискиваются до неприятного скрипа.

Victor Dolin
Ты охренела???

Не сказать, что больно, но неприятно. Как будто кусок жизни вырвали. И все же не было такого ощущения, что сердце хотелось вырвать из груди, лишь бы не болело, как в воспоминании. Все-таки, приятно, когда есть, с чем сравнить, пусть и не очень понятен этот кусок собственной жизни. Зато становилось понятно, что, кажется, стучаться в эту дверь бессмысленно. Алиса все равно не откроет. Обиделась на засос, оставленный на ее шее? На грубость? На не очень веселое соревнование "Кто кого круче обосрет"? На то, что он не рассказал о том, что вспомнил? Воистину, сердце красавицы склонно к измене и перемене, как ветер мая. Может, если бы она сказала все в лицо, а не ушла в глухой отказ, то воспринималось бы все попроще?
В любом случае, пришлось смириться с мыслью о том, что Алиса его видеть не особо-то и хочет. Вечером того же дня Вик еще раз попытался открыть дверь соседней комнаты - безуспешно.
Да пошла ты, Алиса.
Рыкнув, Виктор скрылся в своей комнате, решив, что будет вполне себе справедливо закрыть ей доступ к своей комнате. Око за око. Не хочет видеть - пусть и сама больше не приходит. Пусть учится справляться со своими проблемами самостоятельно, а не пытается в очередной раз спрятаться за широкой спиной от внешнего мира.
Решение о том, что стоит переключиться на что-то более значимое, пришло быстро, но принято было с трудом. Вик, все-таки, домучил свою брошюрку по действиям в чрезвычайных ситуациях, все также пропадал в спортзале на пол дня, как минимум, но ведь и остальную часть дня надо было чем-то занять. Будто лев, осматривающий свою территорию, Виктор прогуливался по Станции, присматривая за теми, кто здесь был, чтобы ненароком не пропустить какого-нибудь происшествия. И ведь ничего не происходило особо. Или на глаза не попадалось. Даже не к кому было пристать, присесть на мозг о том, что человек неправильно живет. Все-то соблюдали элементарные правила безопасности, будто бы уже по привычке. И это стало причиной, по которой он забрел в библиотеку на какие-то несчастные 5 минут. Исключительно для того, чтобы найти себе развлечение. Основы растениеводства? Подойдет. Потом можно будет почитать что-то об основах писательского мастерства, что тоже попалось на глаза, только уже позже. Не так важно, что читать, когда заняться больше особо нечем, кроме того, разве что, чтоб приставать к первому попавшемуся на глаза бедолаге. А тут в книге, вроде как, еще и какие-то минимальные картинки были для большей наглядности. Не сказать, что Виктор собирался становиться ботаником, но забить голову чем-то хотелось вопреки противоположному мнению девчонки.
Два дня будто бы слились в один. С отсутствием какого-то пятнышка в своей жизни, Виктор больше уделял внимания своей работе, которой особо не было, хоть просто собирай всех и проводи лекцию, или работе над собой. Можно было традиционно заметить его с тренажерами или в бассейне, и нетрадиционно - в обнимку с книжкой на первом этаже где-нибудь на диване с кружкой черного. У одиночества были свои прелести - ты предоставлен сам себе и совершенно ни от кого не зависишь. Не приходится следить за кем-то, кто может запросто сунуть свой нос куда не надо и лишиться конечности, если не жизни. Разумеется, время от времени Виктор отвлекался от книги, рассматривал растения, которые его окружали, и нет-нет, а взгляд проскальзывал по местным жителям. Безразличный и все такой же холодный. Даже Алисе досталось. Удивительно, что внутри ничего даже не дрогнуло от ее присутствия где-то на виду. Есть и есть. Просто очередной человек, житель станции, с которым приходится жить бок о бок.
К вечеру Виктор все же перебрался к себе в комнату. Дверь закрывать он не стал только потому, что рассчитывал еще выйти перед сном и запастись кружкой воды на всякий случай, но так и не добрался. Книга казалась не сильно интересной. Вообще, такое ощущение, что литературу здесь отбирали особенно унылую. Выбора в развлечениях здесь было не сказать, что много, и приходилось довольствоваться тем, что есть. За чтением Вик не сразу заметил, как задремал, уложив книгу себе на грудь. Сон был каким-то тяжелым, неприятным, липким, из него хотелось вынырнуть, и это получилось, когда раздался шорох двери. Долин не сразу понял, показалось ему или нет, но когда раздался тихий шелест одежды, а затем с тихим, едва заметным стуком кружка опустилась на стол, он приоткрыл глаза и повернулся на постели, застав в своей комнате девчонку. Какого хрена она здесь вообще забыла? Если уж решила прервать общение, так и нечего здесь ошиваться. Тем более, таскать сюда что-то. И как, к слову, она сюда попала? Осознание того, что дверь осталась незапертой, пока упорно не приходило спросонья.
- Ты тут че-то забыла? - голос звучал грубо, сонно, и Вик заставил себя сесть на кровати, откладывая книгу на тумбочку у кровати и протирая глаза ладонями. - У себя не сидится?

Отредактировано Victor Dolin (2022-07-20 16:54:41)

+3

4

Мышь из Алисы получилась на удивление хреновая. Хотя казалось бы, почти все необходимые данные, вроде маленького роста, умения шустро перемещаться в пространстве и бесшумно существовать, были соблюдены. Но что-то пошло не так, и простой план «прийти, увидеть, наследить» сорвался из-за слишком чуткого сна Виктора. Женщина подпрыгнула на месте, чувствуя, как душа уходит не в пятки, а куда-то в район горла, застревая поперёк него комком не проглоченного воздуха, и полузадушенно пискнула. Объясняться с потревоженным двухметровым мужиком, которого сама старательно морозила несколько дней, не очень-то и хотелось. Это несомненно было в планах Алисы, но потом, когда он найдёт её презент и немного успокоится. Кондитер шарахнулась назад, не особо разбирая дорогу и, конечно же, не заметила брошенный посреди комнаты ботинок. Вот неужели нельзя ставить обувь на место, а не бросать там, где снял? Ну или хотя бы безопасно запинывать под кровать... Следующим препятствием стал выдвинутый из-за стола стул, внезапно бросившийся Алисе под ноги. Чем дальше, тем больше знакомая комната напоминала опасный аттракцион со смертельными ловушками. Вероятно, даже обстановка намекала Алисе, что ей тут совершенно не рады.

Дурацкая, наверное, была идея - приходить сюда. Особенно вот так вот, крадучись в ночи как плохая пародия на диверсанта. Всему виной её собственная трусость, не дающая просто подойти и поговорить глаза в глаза, объясняя ему причину своих поступков. Причину, возможно, не самую умную и совершенно нелепую, но ведь он мог бы её понять. Но вместо этого Алиса предпочла совершенно по-детски спрятаться от проблемы в домике и ждать, когда она сама собой разрешится. Штаны на лямках. Забирай свои игрушки и не писай в мой горшок. Вот и огребла совершенно соразмерно, именно так, как того заслуживала. И холодность в голосе Виктора, это меньшее, на что ей стоило бы рассчитывать. Сама она бы точно не стала с собой церемониться. Вот только теперь любые её оправдания откладывались, потому что минное поле имени двухметрового неряхи решило собрать свою первую жатву.

Стул с металлическим грохотом отлетел в сторону, бешено вращая колёсиками, а Алиса, громко и грязно выругавшись, шмякнулась затылком о край стола, звучно клацая зубами и приземляясь на пол. В глазах на какое-то время потемнело, а когда зрение, наконец-то, вернулось, перед глазами женщины замелькали мелкие серебристые точки, кружащиеся в затейливом танце ломанных спиралей.

- Бля-я-а-а-ать, - еле слышно протянула Алиса, прикладывая руку к затылку и, сквозь склеивающиеся от выступивших слёз ресницы, рассматривая красные разводы на пальцах. - Долин, с тобой ни украсть, ни покараулить, ни посрать, ни поебаться! Почему каждый раз, когда ты оказываешься поблизости, меня преследуют какие-то травмы?!

Женщина попыталась подняться, хватаясь за кай стола, но тяжело опустилась обратно на такой хороший, устойчивый и прохладный пол. Хотелось сидеть так, желательно не шевелясь. А лучше вообще прилечь. Голова гудела, словно дырявая кастрюля, по которой от души приложили половником.

Что дальше? На неё обвалится потолок? Она поскользнётся и совершит кувырок через перила моста? Трос в лифте лопнет? Мало ей было всех синяков и ушибов, полученных в последнее время, так теперь ещё и это. Алиса плавно сползла вниз целиком, прикасаясь горящим от боли затылком к холодному полу.

Отредактировано Alice Vujchik (2022-07-21 06:08:00)

+2

5

Интересно, а сколько сейчас было времени? В комнате иногда очень не хватало часов где-нибудь еще, кроме компьютера, чтобы бросить взгляд и понять, пора уже вставать или можно еще подремать часик-другой в теплой постели. От попытки продрать глаза отвлек резкий шум. Виктор замер, не отрывая руки от одного глаза и раскрывая широко другой, чтобы увидеть, как пичуга, видимо, испугавшись, решила устроить в комнате погром. Не сказать, что сам Вик был сторонником тотального порядка, но для него все вещи были на своих местах. Подумаешь, стул не задвинул и ботинки бросил где-то посередь комнаты. Не такой уж это и бардак. Одежда не валялась где не попадя - рубашка и футболка висели на спинке стула, а штаны он даже снять не успел перед тем, как отключиться из-за не особо веселого чтива.
Наблюдать за этим полетом шмеля было, с одной стороны, неприятно, и хотелось подскочить да помочь. С другой стороны - он был еще слишком сонным, чтобы попытаться мгновенно среагировать и дать возможность убиться самому об край стола. Но, стоило быть честным с самим собой, Алиса это заслужила в какой-то степени. Может, хоть так у нее появится понимание, что так делать нельзя. Как бы Вик не хотел оставаться вне отношений, но такого, как пичуга, себе не позволял. Потому сейчас он просто дождался, когда это тело окажется на полу, - ведь, как известно, ниже пола не упадешь, - и только потом тяжело, даже как-то раздраженно вздохнул. Он только начал привыкать к одиноким ночам и свыкаться с мыслью, что теперь единственными развлечениями стали книжки и почти беспочвенные попытки найти того, до кого можно было бы откровенно доебаться, как в его жизнь снова врывается вот это. Да еще и с филигранной точностью расшибает себе голову о край стола. Будто вся ситуация сложилась именно для того, чтобы не получилось оставить Алису наедине со своими проблемами. Она же даже подняться не может сама. Сотрясение, наверно, если не брать в расчет разбитую голову.
- Неправильно вопрос ставишь, - Виктор нехотя поднялся с постели, неспешным шагом подходя к пичуге, будто давая ей время на размышление о том, стоило ли вообще сюда соваться. - Почему каждый раз, когда ты оказываешься поле моего зрения, с тобой что-то случается?
Долин вполне себе отдавал отчет, что этот разговор просто ради того, чтобы от души посраться. Выпустить пар, оголить эмоции, дать волю чувствам, основой которых была обида, по крайней мере, у него. Кричать он не собирался, да и незачем было, а пигалица просто будто не умела повышать голос и всегда говорила тихо, даже когда удалось ее взбесить. Постояв рядом, Вик приценивался, глядя на лежащую на полу соседку и совсем не торопился что-то делать. Поднял стул, ставя его рядом, повесил на него одежду, пнул свои ботинки поближе к выходу, будто специально, как эдакая ловушка для любого желающего ворваться сюда без спроса, как это сделала Алиса, и только потом опустился на корточки, рассматривая гостью придирчиво, все также холодно, будто думая, а стоит вообще прилагать какие-то усилия или позвать врача, и пусть он с ней разбирается? Мысли о том, что неплохо было бы наведаться к местному костоправу, рядом с Алисой были особенно частыми.
- Знаешь, чего я понять не могу? - он склонил голову набок, прищурив глаза. - Почему ты такая дура.
Выслушивать возмущения Виктор сейчас не стал бы. Он просто подхватил на руки девчонку, осмотрел пол, замечая на нем кровавый след, и снова раздраженно вздохнул. Вот теперь в комнате беспорядок. От этого пятна стоило как-то избавиться, и лучше идеи, чем использовать для уборки собственную рубашку, пока не было. Но об этом он еще подумает. Может, одежда Алисы успела уже покрыться пятнышками крови, и ее в любом случае пора отправить к стирку, так какая принципиальная разница, станет она еще грязнее или нет? А дура она - потому что знала, что ее появление вряд ли останется незамеченным. Уж слишком чутко Виктор спал, способный проснуться просто от одного присутствия кого-то постороннего в комнате.
Зайдя в ванную, Виктор посадил девчонку на пол душевой кабины и снова осмотрел ее с нескрываемым безразличием. Ну ударилась башкой, не убилась же. Ее бы сейчас выставить из комнаты, да куда? Она и встать не смогла, что уж говорить о том, чтобы хотя бы пару шагов сделать до своей комнаты. Придется пожертвовать своим сном и утром проснуться обозленным на весь мир, чтобы не допустить случайной гибели на станции. Просто потому, что кто-то его испугался. Вот уж точно нелепая смерть будет.
- Сейчас будет неприятно.
Не дождавшись какой-либо реакции, Виктор открыл кран с холодной водой и все с той же беспристрастностью смотрел на девчонку. На то, как она приходит в себя от ледяного душа, как окровавленные ручейки сбегают по дну душевой, да и, в целом, это была такая маленькая месть. Вот тебе, Алиса, за то, что решила так грубо динамить. Он тоже умел быть грубым, даже слишком, и действовать как самый настоящий гандон. Только холодная вода была неплохим способом вернуть человека из предобморочного состояния в бодрое хотя бы на время. Мало ли, что там у девчонки сейчас перед глазами. Склонившись к ней поближе, он положил ладонь ей на лоб, приподнимая голову и заглядывая в лицо.
- Очнулась? - голос звучал каким-то металлическим звоном не ненависти, но презрения.
Очнулась. Хотя, вроде, и не отключалась. Убрав руку с ее лба, Виктор наоборот надавил ладонью на ее макушку, заставляя прижать подбородок к груди. И все это было нужно только для того, чтобы промыть образовавшуюся рану от удара об стол. Смыть остатки крови. Вряд ли он сможет сейчас найти хоть какие-то медикаменты, но хотя бы обеззаразить болячку сможет. К слову, ранка оказалась не такой уж и серьезной и ограничилась содранной кожей. Может, сажать пичугу сейчас было нельзя, но иначе просто не получилось бы нормально обработать ей рану, да и делать все он старался максимально быстро. Болячка пройдет, но теперь точно вся ночь насмарку. Придется следить за ее состоянием, чтобы, в случае чего, поспешить выломать дверь доктору Терри. Или не выломать, если тот решит открыть дверь добровольно.
- Не дергайся.
Выключив воду, Виктор выпрямился и еще раз осмотрел продрогшую от холодной воды Алису. Может, она и преисполнилась ненавистью к нему сейчас, но потом еще спасибо скажет. Не теплой же водой заливать место ушиба. Хотя можно было и теплой, просто ради того, чтобы сделать побольнее, но тяги к какому-то садизму, не связанному со страстью, Вик в себе пока не испытывал, а все его плохое настроение отзывалось только выбитым дерьмом из боксерской груши в спортзале. Удивительно, как до сих пор удавалось остановить себя и не довести свои же руки до состояния кровавого месива. На размышления времени особо не было, девчонку нужно было уложить, но делать это стоило явно не в мокрой одежде. Он даже спрашивать не стал, просто снимал промокшее тряпье, особое внимание уделяя воротнику футболки, оттягивая его и не давая соприкасаться с местом ушиба. Рубашка и футболка остались сложенными кучкой в душевой кабине, к ним присоединились и штаны, носки, даже нижнее белье. И за любую попытку дать ему сейчас пощечину в ответ на жест доброй воли он бы бросил Алису здесь одну или выставил прямо в чем мать родила за дверь, не желая терпеть к себе такого отношения, тем более, когда он старается помочь.
- Только попробуй на меня руку щас поднять. Вылетишь отсюда и глазом моргнуть не успеешь.
Подхватив полотенце, Виктор принялся вытирать пичугу, и в этот момент в глаза бросились шрамы. На предплечьях, тонкие полоски рубцовой ткани, как уродливые узоры, заставляющие на какую-то секунду притормозить и засмотреться на них. Но есть ли смысл спрашивать? Вряд ли она помнит. А за несколько дней такое образоваться просто не могло. Он только в какой-то момент взял ее за запястье, повертел руку, рассматривая внимательно будто бы в поисках свежих ран, и продолжил свое занятие. Была такая прекрасная возможность сейчас облапать девчонку, но и этого он себе не позволил. Как-то ситуация не располагала, да и настроение от вида голой девицы не поднялось. Все же моральное состояние играло достаточно большую роль даже во влечении к кому-то, а пигалице удалось его подорвать всего каким-то одним своим желанием отстраниться подальше без объяснения причин.
Укутав Алису в полотенце, Виктор поднял ее на руки и вынес в комнату, чтобы уложить в еще не до конца успевшую остыть постель. Видимо, снова придется ютиться, хотя что-то подсказывало, что эта ночь в принципе станет бессонной. Поспал часик и хватит с тебя, еще сутки пробегаешь. А если кто-то вдруг решит, что ему хочется утонуть, лишиться руки, ноги или головы, то это исключительно проблемы того, кто не соблюдает технику безопасности. Вик укрыл девчонку одеялом и вернулся в ванную. Сперва отжал мокрую одежду, а после, сложив штаны в компактный прямоугольник, укутал их во влажное полотенце. Подойдет на первое время. А дальше может и не понадобиться вовсе. Отжатую рубашку все же постигла участь стать половой тряпкой, а за новой одеждой он сходит к ней в комнату уже утром.
Вернувшись с импровизированным компрессом и мокрой рубашкой в руках, Вик сначала подложил валик под голову Алисы, чтобы тот хоть чуть охлаждал ушибленное место, а сам принялся вытирать пол от уже успевшей застыть крови. Нелегкое занятие. Будто специально кровавое пятно оставалось разводами на полу, и рубашку приходилось то и дело вертеть в руках, чтобы задействовать еще неиспачканные участки ткани. И только когда пол стал более или менее чистым, Виктор бросил рубашку в ванную, а сам вернулся в комнату, ставя стул у кровати и садясь на него, чтобы опереться локтями в собственные колени и уставиться строгим взглядом на непрошенную ночную гостью. Он будто нарочно не замечал оставленную кружку с принесенным ему подарком. Хотел сначала разобраться в причинах такого позднего и внезапного визита, а только потом уже разбираться с тем, что Алиса принесла.
- Раз уж ты пришла, разговор у нас будет долгим. Или пока ты не вырубишься. Попытаешься встать и уйти или симулировать отключку - получишь подсрачник. Будешь выебываться и отказываться от помощи или не будешь отвечать на вопросы - подсрачник. Будешь скрывать, что кружится голова, тошнит, двоится в глазах - подсрачник. Заблеванный пол или постель мне не нужны. Будешь молчать - сама поняла, подсрачник. И на этом наше с тобой общение закончится. Совсем. Навсегда. Надеюсь, доходчиво объяснил.
Виктор сцепил руки в замок и еще раз пристально осмотрел девчонку. Странно, что она не потеряла сознание, даже попыталась встать после такого удара. Череп у нее из железа? Об этом можно будет потом поговорить, утром он все равно ее обязательно сводит в медотсек на сканирование, чтобы точно исключить сотрясение мозга. И как же сейчас не хватало хотя бы банальной аптечки первой помощи с бинтами и антисептиком.
- Ну что, ты этого добивалась? - он даже не скрывал злости, накатывающей, как минимум, от того, что ему не дали спокойно поспать до утра в обнимку с книгой. - Чтобы я за тобой опять побегал?
И все же после ковыряния с холодной одеждой и в холодной воде, было как-то неуютно. Он стянул со спинки стула рубашку, накидывая ее на голое тело, и снова вернулся в прежнюю позу.

Отредактировано Victor Dolin (2022-07-21 03:49:34)

+2

6

«Да пошёл ты на хуй, Долин», - хотелось бы сейчас выплюнуть ему в лицо, отталкивая руки в сторону, но мельтешащие перед глазами звёзды изрядно отвлекали внимание. Не говоря уже о боли, что пульсировала в висках горячими волнами. Она не нуждается в его жалости и помощи, пускай засунет их себе в задницу. Вот сейчас только немножко полежит, и покинет эти негостеприимные хоромы, чтобы свернуться клубком у себя на кровати и попытаться хотя бы немного заглушить тошнотворную пульсацию в голове. Но, видимо, мысли читать Виктор не умел. Какое досадное, мать его, упущение. Алиса проглотила горькую слюну, не позволяя себе показывать ещё большей слабости, и с усилием воли разлепила веки. Ничего страшного. Бывало и хуже.
Бывало? Когда?

Ледяная вода, льющаяся на голову, изрядно отрезвила. Алиса тихо вскрикнула, пытаясь оттолкнуть от себя мужчину, не дающего сбежать от обжигающих струй, моментально пропитавших одежду, но добилась только невежливого пожелания завалить свои попытки и дать себя спасти. Как будто она этого спасения просила! Женщина отчётливо застучала зубами, сжимаясь в комок. Если бы не риск откусить себе язык к чёртовой матери, ей бы явно нашлось что сказать этому бугаю, но сейчас Алиса была больше сосредоточена на том, чтобы хоть как-то избавиться от холодного душа. Если это был способ ей помочь, то явно какой-то садистский, хотя стоило признать - тошнота отступила, уступая место жгучей боли от рассечённой кожи. Но это уже можно было терпеть, тихо шипя и мысленно покрывая своего «спасителя» четырёхэтажными матерными конструкциями. А вот терпеть то, что с неё попросту сдирают одежду, стерпеть было уже сложнее. Алиса вцепилась в предплечье Виктора ногтями, в попытке остановить его. Будь у неё чуть больше сил и не подстригай она так коротко ногти, наверняка бы подпортила спасателю татуировки. Вот только ему было явно насрать на все возмущения мелкой проблемы, свалившейся на его голову едва ли не буквально.

К грубости Виктора можно было привыкнуть. Всё то время, что она знала его (не так уж много, но вполне достаточно, чтобы составить в своей голове портрет), Долин был или груб, или язвителен или чем-то недоволен. Рожа у него была такая, что уж тут поделать. Даже находясь во вполне благодушном расположении духа, мужчина выглядел так, словно зашёл к вам на огонёк чтобы выпить чёрный и пожрать ваши души. И чёрный вот-вот закончится. Иногда Алисе хотелось стащить из столовой цветные мелки, которые она когда-то там заметила, и написать на его футболке что-нибудь вроде «Это моё обычное лицо, я не хочу вас убить, не ссыте». Вот только сейчас его грубость вовсе не была показной или наигранной. Спасатель злился, и это сквозило в каждом его резком движении. И Алисе стало чертовски неуютно. Где-то в самом центре грудной клетки холодным киселём растеклась паника, так похожая на ту, что захлестнула её в первый день, после происшествия на складе. Тогда тогда это был мгновенный и быстрый укол, почти парализовавший её, а сейчас она была подобна чёрному дыму, медленно пропитывающему каждую клеточку её тела. Словно ядовитый туман, не дающий сделать вдох без риска захлебнуться и стошнить собственными потрохами себе под ноги. Алиса привычным (привычным?) движением вцепилась зубами в своё предплечье, подтягивая колени к груди и сворачиваясь в крохотный кошачий клубок. Темнота зажмуренных век не могла скрыть от неё звука резких шагов Виктора, явно убирающего тот бардак, который она тут случайно устроила. Сходила, блядь, за хлебушком. Алиса нервно хихикнула, выпуская изо рта изрядно пожёванную конечность. Скрип колёсиков стула, совсем рядом, заставил женщину распахнуть глаза, внимательно вглядываясь в лицо Долина.

Ей всё ещё до чёртиков страшно, но каждое слово произнесённое мужчиной, звучащее сейчас так, словно он намерен вбить в неё каждую фразу, раздувает внутри что-то очень похожее на ярость. Алиса сглотнула, пытаясь успокоиться, но попытки эти были тщетны. Боль и обида клубились в горле смрадной жижей, вынуждая женщину закашляться, прежде чем зашипеть как змея, которой отдавили хвост:
- Ты не настолько охуенный, чтобы я ради тебя специально башку себе разбила, Долин!
В самом деле, она же не нарочно. Он сам подскочил и напугал её, а теперь пытается свалить всю вину ей на плечи. Вот уж хрен ему в ухо, и другой для симметрии, чтоб голова не качалась. Гремучий коктейль страха, злости и унижения застилал глаза красной пеленой.
- И я не просила твоей помощи, сама бы разобралась!
Пиздёжь, конечно. Максимум, что она смогла бы сделать самостоятельно, это доползти до своей комнаты и вырубиться, едва коснувшись окровавленной башкой подушки. Зато теперь хрен получится. Во-первых, голова всё ещё немилосердно гудела, но это была не самая большая проблема. Самая большая, - во-вторых, - заключалась в том, что единственное, чем она могла прикрыть свои мощи, было одеяло Виктора. А он его точно добровольно не отдаст. Даже когда она просто приходила к нему в комнату, чтобы заснуть рядом слушая мерное дыхание и ровное биение сердца, которые дарили хотя бы какое-то подобие спокойствия, отобрать у него одеяло было непосильным подвигом. Приходилось забиваться куда-то в подмышку этому громиле, чтобы не окоченеть окончательно. Какая бы температура ни была в комнате, по ночам Алиса отчаянно мёрзла.
- Ну почему ты такой мудак?! - всхлипнула она, пытаясь подняться и вытереть злые слёзы, жгущие щёки, - Что я тебе сделала? Почему ты постоянно меня оскорбляешь и издеваешься?
А ещё заботится. Как умеет, но всё-таки. Ей было сложно представить Виктора другим. Но он никогда не позволял себе причинить ей боль сознательно, не считая колких обидных фразочек и того вечера на кухне. Но ведь тогда она и сама была не против? По крайней мере не оттолкнула его, когда зубы сомкнулись на её шее. Не оттолкнула и не просила пощады, а сама прижималась к нему как одержимая.

+2

7

Может, и не настолько охуенный, чтобы ради него башку разбивать, но и не настолько глупый, чтобы ночью соваться к кому-то в комнату с какой-то совершенно непонятной целью. Она пришла зачем? Чтобы сейчас здесь случился скандал, по ходу которого они разорутся на весь этаж и, возможно, даже кого-нибудь разбудят? Или чтобы снова изобразить из себя бедную-несчастную, и просто случай подвернулся так, что и изображать было не надо? Разбитая голова есть, возможное сотрясение - тоже. Сюда же можно было добавить свой беспомощный вид после холодного душа и невозможность выбраться из комнаты, не сверкая голой задницей в коридоре, пусть и всего каких-то пару метров. Этого может быть вполне достаточно, чтобы наткнуться на одного из ночных жителей Станции. А потом попробуй, отмойся от позора. Это не просто нырнуть в холодную воду и смыть с себя ошметки грязи. О таком случае, наверняка, узнают все. Хотя, зависело все, конечно, и от того, на кого пришлось бы наткнуться.
Виктор выслушивал все эти стоны, вопли, нытье, которое казалось бесконечным, и понимал, что сейчас ему либо пытаются пожаловаться на него самого, либо хотят попробовать свить из него веревку. Сделать послушным, ласковым, как преданного пса, готового сидеть часами у ног и сторожить своего хозяина, если придется. Вот только он таким не был. Глядя все там же холодным, злым взглядом на соседку, он, все также держа руки в замке, большим пальцем надавил на указательный, слыша щелчок сустава. Больно, но немного отрезвляет. Оттягивает тот самый момент, когда он мог бы и сам отвесить пощечину непрошенной гостье, лишившей его сна и постели.
- Разобралась бы, говоришь? - он стиснул зубы, и можно было заметить, как играют желваки на скулах - всеми правдами и неправдами держится, чтобы не выкинуть девчонку с голой жопой "на улицу", доказывать себе и всем вокруг, что она сама разобралась бы. - А твое "разобралась бы" - это значит, что ты заперлась бы там и точно сдохла? Просто интересно.
Как же она сейчас раздражала. Своей беспомощностью, своими слезами, нытьем, попытками воззвать к жалости. И все это после того, как она три дня не давала ничего о себе знать, а теперь вдруг явилась сюда и перевернула все с ног на голову. Даже не сказала спасибо за помощь, а только пыталась перевесить всю вину за произошедшее сегодня на него. Не выйдет. Вот уж сегодня он точно не сделал ничего, чтобы девчонке навредить, тем более настолько. Может, в Викторе и была какая-то жилка садизма, но причинять настолько серьезный вред он вряд ли стал бы. Даже тогда, попытавшись оглушить Алису на складе ударом об ящики, он совсем не рассчитывал ее вырубить. Разве что дезориентировать и выиграть для себя время.
- Ты правда думаешь, что СЕЙЧАС я над тобой издевался, да? Лежать, - он склонился к Алисе ближе и с силой нажал на ее плечо, укладывая обратно на постель. - Ты на полном серьезе думаешь, что это ради тебя была задумана вся эта хитрая ловушка, чтобы ты разбила голову?
Убрав руку, Виктор снова сел в прежнюю позу, будто и не обращая внимания на то, что девчонка плачет. Пусть плачет. Хочет - пожалуйста. Но он даже не будет пытаться успокоить и извиниться. Не за что ему было извиняться, по крайней мере, сейчас - точно. И самому было обидно. Настолько, что даже сердце кольнуло. Может, и правда, спасение утопающих - дело рук самих утопающих? Барахталась бы сама со своими проблемами и страхами сейчас. Может, и не было бы столько головной боли из-за нее.
- Знаешь что, дорогая. Вокруг тебя мир не крутится. Я вообще не трогал тебя последние несколько дней, но и это тебе не нравится. Так какого хера тебе надо здесь? Какого хера тебе надо от меня? Чего ты, блядь, хочешь?! - последние слова Виктор уже едва ли не выплюнул из себя, все еще стараясь хотя бы не применять к девчонке физическую силу - не заслужила. Да и низко это как-то - бить пичугу просто за то, что взбесила. - Хочешь, чтобы я от тебя отстал? Я отстал. Хочешь, чтобы перестал тебя оскорблять? Я перестал. Хочешь, чтобы не издевался? Я не издевался и даже не пытался вытащить тебя из твоей комнаты. Ты была предоставлена самой себе, заперлась от меня, отняла у меня доступ к своей комнате, а теперь лежишь здесь и рыдаешь в три ручья из-за того, что разбила себе голову В МОЕЙ комнате, попутно обвиняя в этом МЕНЯ?!
Резко поднявшись со стула, Виктор заметался по комнате. Он то и дело сжимал руки в кулаки, тяжело, злобно дышал, кусал губы, борясь с желанием сейчас ударить даже в подушку, на которой сейчас лежала Алиса. Хватило ума только закрыть дверь. Совсем. Чтобы никто сюда не зашел и никто отсюда не вышел так просто. Алиса все равно не сможет - точно также осталась без доступа. И раз уж она решила, что ей сюда можно даже несмотря на все препятствия, пусть остается здесь и пеняет на себя. Звать ее сюда никто не собирался.
- За каких-то ебучих три дня ты выебала мне все нервы. Отыгрываешься за этот засос, да? - он недобро улыбнулся, чувствуя, как внутри все буквально трясется от нарастающего гнева и ненависти к Алисе, размазывающей свои сопли. - Отыгралась? Понравилось?
Не сдержавшись, Виктор все же ударил. В стену. Хоть как-то выпустить пар, пусть на этом белом полотне и осталась кровавая клякса от удара, а сам Вик вполне закономерно согнулся пополам, издавая натужный стон и прижимая разбитый кулак к груди. Минута слабости из-за какой-то пичуги. И как сложно было не сказать ей всего того, что сейчас было на уме.
Не сказать, как сильно он ее ненавидит.

Отредактировано Victor Dolin (2022-07-21 15:01:08)

+2

8

Это по-настоящему страшно. Настолько, что хочется спрятаться. Запереться где-нибудь и на самом деле там тихо издохнуть, чтобы больше никогда не видеть перекошенного ненавистью и презрением лица. Никогда больше не вспоминать этого. Можно таблетку, стирающую память? Персефона, ты там на связи, чёртова ты машина? Алису и саму колотит от обиды и злости. Даже больше, чем от страха.
А ещё, почему-то, от острого как иголки под ногтями не сочувствия, но сопереживания. Виктор фонтанирует болью так, словно бы истекает кровью. Хлещущей даже из пор на теле. И это по-настоящему невыносимо.

Не нужно было сюда приходить, не нужно было его тревожить. Решила отрубить все концы, так имей смелость не пришивать их судорожно обратно, глупая пичуга. Решила сжечь мост, так не бегай потом с решетом полным собственных сожалений. Как будто ими всё можно исправить, как будто ими что-то склеишь обратно. Слёзы вообще дерьмовый клей, Алиса.
Ты снова падаешь в какую-то не ту нору.

Он мечется по комнате словно дикое животное, загнанное охотниками на красные флажки. Бросается зубами и когтями на решётку за которой заперт. За которой они теперь заперты оба. И что она может сделать сейчас, кроме того, чтобы беспомощно смотреть, как он горит изнутри, осыпаясь жирными чёрными хлопьями пепла. И в этой вьюге уже не найти обратную дорогу. Эй, кто-нибудь, спасите наши души.
Он должен спасать, но сам сейчас больше всего нуждается в спасении. От самого себя. От них обоих. Ей бы уйти, просто оставить его и больше никогда не подходить ближе чем на несколько шагов. Не ранить ещё больше, не ковыряться в свежих дырах своими пальцами.

Звук удара тупой и глухой, словно шлепок мяса. Алиса не отворачивается, почти заворожённая, пусть и хочет судорожно смежить веки и закрыть уши ладонями. Чтобы не слышать этот животный, полный боли рык.
Он запретил ей вставать, и Алиса послушная девочка. Но даже послушные девочки иногда тайком воруют с кухни сладости. Женщина встаёт, чуть покачиваясь, и придерживая на груди одеяло, волочащееся за ней как саван, и делает несколько неуверенных шагов в его сторону. Пусть уж лучше ударит её, выплёскивая всё, что накопилось. Она прочнее, чем кажется. Не сломается. Зато не позволит сломаться ему. В конце концов, она точно куда мягче стенки.

Алиса обвивает его шею руками, пользуясь тем, что согнувшийся пополам от боли Виктор становится с ней почти на равных. Не придётся вставать на цыпочки, выламывая спину. Алиса обнимает его, прижимаясь так плотно, насколько позволяет изломанная поза и повреждённая рука мужчины. Она совсем не собирается причинять ему лишней боли. И без того накуролесила со своими глупыми страхами.
И в какой-то момент страх привязаться стал не так важен и пугающ, как страх потерять его, а потом целыми днями смотреть в безразличные глаза, в которых больше нет ни капли того, что их связывает.

А что их вообще связывает, кроме общей клетки? Видимо, нечто большее, чем ей могло бы показаться. Она сама это выбрала. Она сама это позволила. Она сама дала ему в руки карты и конец поводка, а потом пыталась его вырвать, раня чужие ладони. Это она первая пришла к нему, боясь одиночества и собственного беспамятства. Это она просила защиты от мира - пусть не словами, но каждым своим действием. Это она во всём виновата сейчас.
Это всё только её вина.
Теперь её мутит не только от боли, но и от осознания собственной гнилости.

- Хочешь меня ненавидеть, - говорит она глухо, всё ещё не разжимая своих непривычно крепких объятий, - Ненавидь. Хочешь от меня избавиться, вышвырни за дверь. Хочешь ударить, я к твоим услугам. Я слова не скажу. Ты в своём праве. Я не собиралась тебя будить. Я не хотела, чтоб ты узнал о моём визите. Я просто принесла тебе подарок. Хотела извиниться. Я просто испугалась.
Испугалась несущегося на встречу состава, грозящего смести её.

Отредактировано Alice Vujchik (2022-07-21 17:41:21)

+2

9

Боль немного отрезвляет. Ворохом ярких искр врывается в кровавую ярость, сжирающую изнутри по кускам, разрывающую на части. Уже не так сильно хочется свернуть девчонке шею, сколько приходит сожаление о том, что уже сделано. ОБ этом ударе, после которого костяшки, наконец, обретают тот вид, которого не удавалось добиться об грушу в спортзале. И внутри все горит пожаром безжалостным, так больно, что хочется не рычать - выть. От ощущения собственной беспомощности сейчас. Что теперь-то было сделано не так? Первую помощь оказал, пусть и не совсем правильно, но как вспомнил спросонья. По-хорошему выяснить все пытался, если считать, что по-хорошему - это не орать, но непременно наехать, дать понять, что неправа здесь именно Алиса. Что сейчас-то он сделал не так и чем заслужил? От этой гремучей смеси боли, злости и ненависти Виктор медленно, мучительно сгорал изнутри, и теперь снова можно было сравнить с тем, что ощущалось в воспоминании. Укол не сравнится с бушующим пламенем. Не сравнится с желанием сорвать с себя кожу, лишь бы только избавиться от жгучего ощущения.
- Иди нахуй, Алиса, - шипит он, жмуря глаза и чувствуя, как тонкие руки сжимаются на его шее, где-то на подкорке понимая, что она никуда не уйдет - не сможет. - Просто иди нахуй.
Выпрямиться сейчас не получилось бы. Слова пичуги ввинчивались в голову, вбивались, как гвозди выпущенные из гвоздомета, крепко прижатого к черепу. Один, другой, третий. Не хотела она. Не собиралась. Извиниться хотела. Испугалась. Все ее слова не делали лучше, только подливали масла в огонь, доводили до еще большей накрученности, до чувства, будто если он сейчас не закричит во весь голос, то просто взорвется и разлетится по комнате кровавыми ошметками. Задохнется, подавившись собственными словами, эмоциями, вставшим в горле и груди комом. Будет биться, как брошенная на берег рыба, и все же глаза его помутнеют, застынут, и сам он замрет, оставленный гнить так близко от своего спасения. Одиночество выглядело спасением. Не Алиса, ставшая в первое время соломинкой, стимулом, чтобы жить, разбираться с местными порядками, а не запираться в своей комнате, как это делала она три дня к ряду.
- Почему ты такая сука, Алиса?
Боль в руке становилась тягучей, отдавала по нервам в запястье, стреляла в локоть, от чего перехватывало дыхание. Им обоим бы наведаться ко врачам. Сначала к Терри, залечить раны физические, а потом к Венере - залечивать душевные, зализывать, как побитые псы. Побитые друг другом. Уткнувшись лбом в плечо девчонки, Виктор тяжело, судорожно выдохнул. Он мужик, и распускать сопли и слезы - не про него. Скала. Кремень. Как вообще эта стена может разбиться? Слезы выступили только от боли после удара. Сейчас бы оказать первую помощь себе самому, а не утыкаться в это хрупкое плечо девчонки, стоящей перед ним оголенной, еще и с сотрясением мозга, если уж совсем не повезло.
Хватило нескольких секунд постоять так, чтобы попытаться собраться. Взять себя в руки, оборвать этот поток ненависти, исходящий из самой глубины души, и вывернуться из объятий. От кровати до него дошла и обратно тоже сама вернется. Вик только поднял с пола одеяло, всучив его пичуге, и окинул ее взглядом. Не тем холодным, полным неприязни. Скорее, она увидела бы в глазах боль. Неприкрытую, голую, кусачую. Снова просто стечение обстоятельств? Как неловко. Выглядеть таким слабым рядом с девчонкой, которую саму стоило бы защищать от всего, что было вокруг.
Слова о подарке будто прошли мимо ушей. Меньше всего сейчас заботил какой-то подарок. Нужно было самому теперь поторчать у холодной воды, чтобы хотя бы снять болевые ощущения.
- В постель. Быстро. И не вставать до утра, - бросил он глухо, почти шепотом, все также раздраженно, уходя обратно в ванную.
Стоять над раковиной и смотреть, как ледяная вода сбегает по ушибленной руке, постепенно становясь из красноватой прозрачной, даже чуть успокаивало. Самую малость. Боль глушилась лучше, чем когда он прижимал руку к груди, но легче все равно не становилось. Все равно было также погано. Может, стоило бы выставить девчонку и дать волю своим эмоциям? Не показывать никому всего, что скопилось на душе. Или, может, стоило бы прямо сейчас запереть здесь Алису и уйти в зал? Вот бы сейчас хоть как-нибудь успокоиться. Хоть чуть-чуть. Угомонить бьющегося в груди зверя, рвущего своими когтями сердце. Убить его, в конце концов, но падла была слишком живучая. Хотя бы в ванной он надеялся найти для себя укрытие на какие-то несколько минут, чтобы перевести дух. Опуститься на корточки и ткнуться лицом в собственную руку, протянутую к крану с холодной водой, по которой сбегала тонкая струйка, оставляя на рубашке мокрое пятно. Видимо, не одной Алисе мучиться от холода.
Но оставлять пичугу наедине с самой собой надолго было бы опрометчиво. Особенно сейчас, когда она, будто глухая, не слушала того, что ей говорили. Встала, подошла обниматься, извиняться. Могла бы все то же самое сказать с постели. Или, лучше, помолчать. В очередной раз нарушить правила игры, которые диктовал Виктор. Взявшись за край раковины, он поднялся и выключил кран, обращая внимание на синеющие пятна на костяшках. Вот так и лишаешься рабочей руки на несколько дней, пока гематома не начнет сходить. Чертова девчонка. Стоило с ней вместе проснуться? А если и да, зачем было брать ее под свое крыло и становиться для нее живым щитом, принимая на себя все неизвестности этого места, насколько бы опасными они не были? Руку Вик вытирал осторожно, стараясь не цеплять поврежденную кожу, и чувствовал неприятную ноющую боль. То ли от холода, то ли от того, что пару минут назад от души ударил в стену, будто бы рассчитывая ее сломать. Стену, стоящую между ними. Зачем, если они оба такие разные?
Вернувшись в комнату, Виктор бросил взгляд на кружку. Видимо, это и был ее подарок. Жаль, что не стакан воды. Сейчас он пригодился бы. В горле заметно пересохло. Не то от нахлынувших эмоций, не то от громких разговоров, если это можно было назвать разговорами. А, может, даже от боли. И уже по привычке он хотел взять кружку, как резко выпустил ее из рук, издавая заметное шипение, а та, в свою очередь, с громким звяканьем ударилась об стол, падая на бок и рассыпая по нему осколки каких-то кристаллов янтарного цвета. Будто стекло. Вот, пожалуйста, пожуй. Поджав губы, Вик встряхнул рукой и пальцами тронул рассыпавшиеся кусочки янтаря.
- Это что? - он заметил, что осколки липнут к пальцам, но пока не решался пробовать их на вкус, как делал это на складе - слишком подозрительно выглядело. - Ты откуда-то умудрилась достать стекло? И зачем оно мне?

Отредактировано Victor Dolin (2022-07-22 03:39:20)

+1

10

Бежать. Бежать отсюда к чёртовой матери, только бы не видеть его взгляда, в котором смешались между собой жгучая боль и толчёное в пыль стекло. Алиса, пошатываясь, идёт к двери, прислоняя свою ладонь к сканеру и наблюдая отрицательный результат. Конечно, он же отобрал у неё доступ. Точно так же, как это сделала она. Чтобы вырвать его из своей жизни, вырезать наживо. Только какой в этом смысл, если он всё равно постоянно будет мозолить ей глаза своим присутствием. Если от него всё равно не избавишься. Не выкинешь же его в открытый космос. Осознание этой ошибки было болезненным. Ничуть не менее болезненным чем осознание того, что он ей нужен. Что одной оставаться в пустой комнате совершенно невыносимо. Она могла бы завести какие-то новые знакомства, попытаться окунуться в жизнь станции глубже, но ни один человек больше не вызывал такого доверия, как этот разрисованный громила. Быть может потому, что он совершенно не стеснялся говорить ей гадости в лицо, предпочитая вежливости честность? Или потому, что чем-то они были похожи, несмотря на то, что являлись полным друг друга отражением.

Но сейчас Алисе хочется только сбежать. Снова. Трусливо оставляя его наедине с развороченной раной. Эта мысль прошивает виски острыми иглами, заставляя женщину замереть и медленно, словно в сомнамбулическом сне, дойти до кровати, опускаясь на неё и плотнее закутываясь в одеяло. Они должны поговорить. Должны расставить все точки над «i», чтобы окончательно решить, как им теперь общаться. И кто же они, чёрт побери, друг для друга. Просто соседи по станции, или нечто большее?
Просто соседи не оставляют у тебя на шее огромные синяки, которые не спрячешь ни под каким воротом. Из-за просто соседей не разбивают собственные руки в кровь, пытаясь хотя бы как-то выпустить ту чёрную злобу, что клубится внутри тебя. Конечно же, они вполне могли откатить свои отношения именно до этой точки. И почти справились, если бы не её сегодняшний ночной визит и неуклюжесть. Значит она сделала свой выбор, и теперь всё зависит от того, что решит для себя Виктор.

Она провожает его задумчивым взглядом, положив голову на сложенные в замок ладони и уперевшись локтями в колени. Поза неудобная, - торчит позвоночник острыми шипами, изогнутый плетью, - но она не ложится. Потому что разговор ещё не закончен, потому что иначе она просто не имеет права отнимать у него право на удобство и сон в своей постели.
- Это не стекло, - морщится Алиса от резкого звука падения, рассматривая бликующие под тусклой лампой коричневатые осколки. - С чего бы мне тащить тебе стекло? Это карамель. Я нашла рецепт в своей книге. Вообще её используют как украшение, или для глазури. Но она и так вкусная.
На кой бы хрен ему вся эта бесполезная информация? Но Алиса говорит просто ради того, чтобы сейчас не молчать. Отвлечённая тема позволяет сосредоточиться на чём-то другом, чем попытки отвести глаза от его руки, обезображенной ушибом.
- В книге советуют разливать её по маленьким формам, но я нашла только одну, большую. Пришлось разбивать на кусочки. Я оставила для всех, в столовой. Но скорее всего растащат. Я хотела, чтобы и тебе осталось. Ты ведь любишь сладкое.

Алиса неловко пожимает плечами, не сводя взгляда с крупного куска карамели, валяющегося почти рядом с кроватью.
Надо будет потом промыть с водой. Чтобы никакая дрянь не прилипла.
Если бы от всей дряни спасала вода, ей надо бы смыться в душевой фильтр. Да вот не получилось.
- Я пойду пожалуй. Переоденусь и верну тебе твоё одеяло. Прости, что потревожила.

Отредактировано Alice Vujchik (2022-07-24 11:21:35)

+2

11

Все-таки не стекло. Все-таки девчонка не пыталась избавиться от того, кто ее настолько неистово раздражает, что она решила на три дня исчезнуть из поля зрения, будто бы испариться, провалиться под землю, оставляя Виктора наедине с самим собой и своими мыслями, способными, как оказалось, прожрать внутри зияющую бездну, затягивающую в самые пучины отчаяния. А так, с виду, и не скажешь, что Вик вообще о чем-то волновался. Нервный - так он всегда нервный. Грубый - так он всегда грубый. Замкнутый и неразговорчивый - это с первого дня было понятно, и Алиса здесь не преуспела. Зато преуспела в искусстве вгонять иглы под ногти, причиняя невыносимую боль. Не физическую - моральную, и заглушить ее было в разы сложнее. И тянущее чувство в груди в эти моменты становилось сильнее. Даже сейчас была непреодолимая тяга сделать что-то, о чем Вик понятия не имел. Сжав в пальцах янтарный осколок, он придирчиво рассмотрел его, поднося ближе к свету.
- Вкусная, говоришь... - пробормотал он, отправляя этот осколок в рот и надеясь только на то, что сейчас он не изрежет себе весь рот в кровавый фарш.
Удивительно, что девчонка не обманула. И правда, подарок оказался сладким, даже приторным. Такое лучше всего употреблять с черным или рассасывать в моменты, когда хочется чего-то сладкого, но только не синего. Виктор бросил все еще злобный, обиженный взгляд на Алису, примечая ее совершенно неудобную позу, но не стал говорить ничего в ее сторону. Вроде, старалась. Вроде, пыталась загладить свою вину, пусть и принеся сладости. Зато такие вряд ли можно будет достать на станции у кого-то, кроме нее.
И все же Виктор не мог устоять перед пичугой. На сердце тяжело становилось от одного ее несчастного вида. От осознания этих попыток сделать первые шаги к примирению. Такие идиотские, совершенно глупые, но осознанные. Сделать то, о чем она уже явно жалела, то и дело извиняясь, снова пытаясь загладить свою вину, будто в попытках заклеить дыру в груди обычным медицинским пластырем. Он не склеит, только скроет с глаз неприятную черноту, и однажды снова отвалится, открывая всеобщему взору источник душевной боли, из-за которой Виктор сейчас выглядел особенно озлобленно.
- Я не выпущу тебя отсюда до утра, - он поставил кружку на стол, складывая в нее осколки карамели и решив, что припасет на будущее - кто знает, когда еще появится возможность такое попробовать, если все сейчас смолотить. - Так что смирись с этой мыслью и лежи здесь. Одеяло я тебе не дам даже для того, чтобы ты к себе сходила.
Подобрав с пола кусочек карамели, так ярко выбивающийся на светлом фоне, Виктор положил его на стол, решив разобраться как-нибудь потом, что с ним делать. Сейчас надо было не сорваться, не устроить второй заход в выяснении отношений. Девчонка пусть и выглядела относительно нормально, но спускать с нее глаз Вик не собирался. Снова подошел к стулу, думая, стоит ли сесть и взяться снова за книгу, попутно поглядывая за состоянием пичуги, или же усталость возьмет верх.
В неравном бою победила усталость. Может быть, причина была в яркой вспышке эмоций. Как взрыв, она высосала все силы, и невыносимо хотелось лечь. Так, будто к земле тянуло магнитом. Будто ноги просто не способны держать. Все тело едва ли не ломило от усталости. Вот они, последствия сбитого режима. Он уже давно должен был спать, но все еще сидел с девчонкой, наблюдая за ней и считая, что не может позволить себе уснуть, чтобы не пропустить момент, когда ей станет совсем худо. Но не становилось, к счастью. Не придется всю комнату отмывать, если вдруг ее организм решит показать свой охеренно богатый внутренний мир. Без особой осторожности Виктор сдвинул девчонку к стене, оставляя ей одеяло, а сам, сняв промокшую одежду и бросая ее на сидушку стула, устроился с краю. Обнимать Алису по уже выработавшейся привычке он не стал, наоборот - повернулся к ней спиной и тяжело вздохнул, подтаскивая к себе книгу. Под это занудное чтиво очень легко уснуть. И пусть оно поможет хотя бы сейчас.
- Лучше не пытайся встать. Если ты разбудишь меня опять, пеняй на себя, - бросил он все еще как-то обиженно, открывая книгу на странице с загнутым уголком и вчитываясь в строки текста. - Спокойной ночи.
За чтением книги Вик даже не сразу осознал, как его снова срубило. Будто выключателем щелкнули, разомкнули провода, погружая в чуткий сон без сновидений. В какой-то момент рука расслабилась настолько, что книга выскользнула и упала на пол с глухим стуком, из-за чего Вик вздрогнул, испугавшись, но не стал пытаться поднять книгу и разобраться в том, что на этот раз его потревожило. Просто устроился поудобнее и тяжело вздохнул, снова засыпая.

+1


Вы здесь » Станция Персефона » Эпизоды: закрытое » Сто лет одиночества | 04.01.02


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно