Встретить рождество – дело хорошее, весёлое и сытное, только вот последнее рассыпалось в пыль, потому что как наел-напил, так оно и исчезло. Алишу это не волновало. Малая устала и хотела баиньки, куда Хавьер её и отправил, отнеся на ручках, как принцессу. В лоб поцеловал, одеялом укрыл и подумал, что его постель не переносит одиночества. То Тай там селился, то Алиша. Странное дело, что он уже привык и пофигистично сам закидывает туда гостей, подпихивая одеяло под бок. Когда девушка засопела, Хавьер похлопал себя по голодному животу и решил, что пора выходить на охоту. Режим питания нарушать нельзя. Сейчас как раз все разбредутся спать, а ему будет чем заняться… ничем… ночью.

Может, сходит в зал, может книгу пролистнёт очередную в поисках интересных записок, стихов и голых людей. Но самое главное, зайдёт заточить завтрак или обед. Костюм, в котором он щеголял в праздник, тоже исчез. Ходил Хавьер в своих старых штанах и футболке, шею мял и зевал. Где-то по станции ещё раздавались перешёптывания и смех. Наверное, пьяный садовник не унимался и приставал к девицам, предлагая им потрогать его червячка. Хавьер слышал, что они теперь живут в кастрюле, типа, должны размножиться. Интересно, им не кажется, что они сами в такой же жестянке живут под тем же предлогом. Вот только размножалка у девушек отключена. Как будто что-то должно такое случиться, отчего Перси разверзнет их тела и впустит детей в их мир. Вопрос, что именно? Они должны все с друг другом перелюбиться или прийти к мысли, что без детей им не выжить? Или они должны вырасти, потому что секс на самом деле разрешён только после тридцати.

Хавьер спрыгнул с лестницы и, сунув руки в карманы, почапал в столовку. Вот Джонни было много лет, он был неплохой семенной жеребец. Эх, Джонни-Джонни, ну ты и скотина. Хавьер бы с ним позажимался в углу, хороший же мужик был. Но скотина. Так взять и умереть. До сих пор жалко.

Терри, сваливший с праздника, напряг немного. Странно, что он не вернулся с Лаури и Идой, а как будто присоединился к ним. Может, ребята задумали что-то тайное и чтобы их никто не увидел. Надо потом проверить станцию, мало ли, Лаури устраивал оргию, а на неё никто кроме них не пришёл, потому что Терри всех спровадил на другой праздник… Или они не любят людей и предпочитают уединяться в комнатах. Тогда ясно, чего Персик размножалку не включает. Тут же дикие люди!

В столовке всё по-прежнему. Есть еда, есть столы, есть руки, которые собирают себе еду. Сегодня Хавьер решил подкрепиться красиво, праздничный стол повлиял. Вот он накрошил жёлтого, немного воды добавил, размешал, настругал розового сверху и отправил греть. Пока полуфабрикат превращался в кашу с мясом, Хавьер точил зелёный, забравшись жопой на стол. Стулья для лохов.

Хавьер не услышал шлёпающих шагов, потому что хрустел зелёным и слушал, как гудит нагревалка. Более того, он и привет сказать не успел, как ловкая рука Беатриче выбила из него кусочки еды, слюни и равновесие. Хотя что уж, он тут же завёлся, словно ему впрыснули адреналина по венам. Понять, чего она руки распускает, не подумал. Решил, что подкатывает, ведь выглядит она шикарно. Какая-то вся тёплая, распущенная, ещё и босоногая, как будто только и ждала, когда Хавьер объявится, чтобы ударить его и утащить трахаться.

Смахнув с щеки крошки и слюни, Хавьер вытер руку о штаны, отложил недоеденный брикет и только теперь растянул ухмылку, скатываясь со стола, чтобы оказаться к девице ближе. Сама же пришла, сама вся такая… Уф, горячая. Как будто недораздетая, недолюбленная, вся его. И губы эти сочные, ммм, огонь.

- Это у тебя входит в привычку, Беа, - сказал он низким голосом, настраиваясь на романтичный лад, и поддел рубашку пальцем, чтобы она соскользнула с девичьего плеча. – Мне даже нравится.

Но она что-то романтику не заценила. Заорала ещё громче и снова замахнулась. Хавьер ласково и крепко перехватил её запястья, одно и второе, и к столешнице прижал. По бровям можно было определить, что Хавьер напряженно думает, чего она хотела сказать. Переводчик с её языка на его родной слегка хромал.

- Девушкам неприлично ругаться.

Как он определил, что там ругань? Ну так кто с таким видом говорит приятности? Не было же там «Ах ты, хорошенький, душа моя, держи по лицу». Явно злилась, а на что? В прошлый раз они мирно разошлись. Обменялись едкими словами, майкой на спектакль и миролюбиво попрощались, нет?

- Говори на общем, иначе я no lo entiendo, - он повёл бровью и повёл носом около её шеи. Щека ещё горела, так что делал он это осторожно, боясь, что она в него зубами вцепится.

- Hueles muy bien. Y te ves increíble. ¿Deberíamos follar?

Видимо, теперь и ей придётся немного напрячься, чтобы понять, о чём он толкует. Хотя по его пошлой морде и взгляду, встретившемуся с лифчиком, и без перевода всё понятно

- Я тут есть пытаюсь, так что давай без твоих попыток меня убить, - предложил он перемирие, когда нагревалка подала знак, что всё готово. Пришлось освободить девушку, поднять ладони вверх, мол, ладно тебе, сдаюсь, и улыбнуться.

- Что на тебя нашло, Беа? Ты же обычно такая душка.

Смеясь над очередной своей шуткой, он подошёл к аппарату и вытащил оттуда тарелку. Ловким движением достал вилку и вальяжной походкой перебрался за стол. Если девушке захочется снова драться, то на столе удобно трахаться. О ней заботится.

Что у женщин в голове? Говоришь, не ори на своём, а они начинают орать ещё больше и громче. Не понимают, что ли, по-английски? В другой раз скажет «не прыгай в мою постель голой», авось, перепадёт немного красоты. Хавьер как раз скользнул взглядом мимо неё и прикрыл глаза. Стоит отдать ей должное. Не крик, а песня! Чудное наслаждение! Сколько репетировала, а главное, где? В какой комнате станции тренировалась?

- Мне нравится, как ты говоришь мне комплименты, - шепнул он на ухо, чтобы разозлить её сильнее. Слышала ли она? Вряд ли. Да и хер с ним. Вряд ли она подозревала, что он в такой громкий момент станет заливать ей про симпатию. Что ж, решил Хавьер, раз уж с девушкой не вышло, выйдет с едой. Она, по крайней мере, не верещит, как ударенная. Молча греется, молча лезет в рот и не подозревает в излишней сексуализации. А Хавьер парень молодой, почему бы и не хотеть её. Сука, да она себя вообще видела в зеркало? А ноги эти тощие в каблуках? А сиськи свои мелкие? А рот этот блядский? Только идиот без члена не захочет её зажать и трахнуть. Пусть радуется, что он весь из себя такой вежливый и не спешит с насилием, но Беатриче явно нарывается. Более того, она изнасиловала его тарелку, вываливая из неё еду. Хавьер замер, зависая с вилкой в руке и горько цыкнул.

- Пиздец.

Это касалось еды, потому что есть хотелось сильно. Подняв на Беатриче злые глаза, он резко бросил вилку на стол. Та ускакала по поверхности стола и улетела на пол.

- Весь аппетит испортила, гадина, - процедил он, хватая пальцами с тарелки желтый и запихнул его в рот, смакуя надоевший вкус. При этом смотрел на Беатриче он вполне однозначно, будто ей хребет раскусывал. А нечего трогать чужой завтрак! Обидочки.

Ладно, о чём она там? Приснилось, что он её лапал, и пришла за это бить? Или не приснилось, а она вспомнила. Хавьер потупил в стол, потупил в себя и вообще неплохо так затупил. По роже особо не заметно, но он пытался въехать, а когда до его дальнего мозга наконец-то добрались слова и он понял, что Беатриче не шутит, то лицо у него приобрело вид… неожиданно безразличный. Потому что пиздит.

- Что-то не верится мне, что я приставал, а тебе не понравилось, - ухмыльнулся он и подхватил очередной кусок теплого жёлтого. – Может, тогда ты видела акт жалости?

Пиздит и не краснеет, ведь они даже не знают языков друг друга. Как Хавьер её не понимает, так и она его испанский, так? А значит, они не стали бы зажиматься по углам. Не на английском же они бы флиртовали, правильно? Тем более, когда? Где? И собственно, ради чего она орёт, если это было в прошлом. Еда вновь оказалась во рту, а он пытался думать и делать выводы.

- Ты можешь, кроме того, что я мудак, сказать, что ты там увидела? Давай в подробностях.

Вытерев руку о штанину, он щёлкнул пальцами.

- Можно и как ты любишь, с пантомимой и танцами.

Он выразительно пососал перед оскорблённой мордашкой средний палец и вытянул его с чпоком, чтобы продемонстрировать его величину. Девчонки ж там что-то определяют по рукам и пальцам, да? Пусть знает, что он мощный.

- Я могу этим пальцем ворваться тебе в пещерку, - хохотнул он. – Пока влажный.

Пошлость – второе оружие Хавьера после всякой физической силы, если исключить мерзкие слова и гадкие дела, типа сожрать козюльку и заставить блевать оппонента. Очень действенно, берите на вооружение. Шевеление пальца перед носом Беа быстро перестало его развлекать. Она и без того кипела, вот-вот крышечку сорвёт.

- Люблю, когда «я» и «ах» встречаются.

Вот и парок из носа пошёл. Пыхтела Беатриче даже сильнее, чем можно представить. Хотелось сказать, эй, не держи в себе, взорвись как следует, а потом поплачь. Он бы её утешил, он же типа джентльмен, да?

- Мудак?

А думал, что джентльмен… Как-то теперь даже неудобно, что Алиша скажет. Застыдит, наверное, заставит учить другие джентельменские слова, чтобы не «ёпта», а… Ладно-ладно, никакой учёбы пока. Беатриче видела воспоминание про Хавьера, а это значит, что они встречались до станции. На станции? В другом месте?

Ну вот она и заорала, а её милое личико оказалось так близко, искушая схватить её за патлы и засосать, чтоб заткнулась. Вот бы психологиня сказала, нормально это? А то Хавьер потом будет переживать. Ровно одну секунду. Он улыбнулся в её злое дыхание.

- Не расскажешь?

А чего тогда прибежала, ненормальная? Он посмотрел вниз, на воткнутый палец, и его добрейшая ухмылка заострилась. Ну и кто тут кого лапает? Он резко дёрнулся, хватая Беа за шею и руку. Стул из-под его жопы свалился на пол, как и тарелка с едой покатилась на хуй, потому что Хавьер решил за шею вытащить Беатриче на свою сторону стола.

- Ты чё, сука, попутала? – сказал он медленно, словно смакуя каждое слово. – Прибежала, дала мне по роже, наорала на меня, а теперь выёбываешься? Да я тебя сейчас прикончу тут и трахну твой труп, если захочу. Вот что значит оказать услугу. А рассказать о моём прошлом, - он отходил от стола, вытягивая девушку дальше на себя, - это твоя обязанность.

И всё же как она была хороша, особенно когда её глаза стали огромными, а губы налились кровью. Хавьер бросил на них взгляд, и в висках зашумело. Чёрт, он бы и живую её трахнул. Лишь бы удержаться и не сейчас.

- Сука, ты Беа, - сказал он тихо, - сложно было не бесить меня? Теперь придётся лапать тебя. Извини, ты сама меня довела до такого.

Может, ему по нраву и злые женщины. Может, их искры и взрывной характер делают его жизнь ярче. Вот общение с Беатриче точно разжигает пожар, и, держа руку на её шее, сложно понять, чего хочется больше, сломать её или впиться губами. Во рту аж пересохло.

- Ты сейчас такая секси.