В этой слишком правильной жизни Хавьеру было одиноко. Он понимал, что не мог быть единственным. Не верил, что кто-то бросил его здесь в наказание, хотя сомнения и появились спустя пару месяцев. Но здесь он был в безопасности. Еда, вода, чистые трусы и море свободы. Делай что желаешь, только делай один. Вот он и воображал себя творцом своей вселенной, где каждый куст - друг, где даже швабра с кухни обрела имя  Грегори. С ней он чаще всего ходил по станции. И хотя она была относительно чистой, Хавьер просто придумал себе такое занятие - "очищение от скверны".  Книжку, что ему вручила сволочная Система по имени Персефона (Перси, как он иногда называл её ласково, уговаривая дать что-нибудь вкуснее бруска зеленого цвета; естественно, она молчаливо отказывала, но это другая история), он освоил за месяц. А вот экзамен, что устраивала ему система, не смог пройти дважды. В наказание его даже ударили током, что и отвернуло его от попыток доказать бездушной твари, что это он здесь БОГ, а не она. Он здесь центр вселенной. Он знает, когда зажжется свет и потухнет, когда одна музыка сменится другой. У него даже появился свой стул в столовой, где он ел, думал и разговаривал сам с собой. А вокруг стояли другие стулья: привалившись к одному, стоял Грегори, рядом сидела подушка Марта, молчаливо подбоченясь, ну и малышок Пей-пей - чашка, которую Хавьер пару раз уронил и стал к ней испытывать муки совести.

Вот и в этот день он ходил по столовой в штанах и тапках, волоча за собой Грегори и насвистывая под нос мелодию, что сейчас звучала из динамиков. Сегодня у него были большие планы.

Во-первых, совершить паломничество к складу и попытаться снова надавить на жалость, возможно, со слезами. Честно говоря, рыдал Хавьер единожды, когда его вся эта тишина извела до последней нервной клетки. А потом он просто собрался, утер нос и забыл, что оно того стоит. Он жив, он может спорить со стульями, может есть листочки со всех посаженных деревьев и цветов. Даже может ими отравиться и просидеть сутки на горшке. Согласитесь, это весело.

Во-вторых, он хотел приготовить себе шикарное блюдо! Разрезать бруски квадратами и составить из них картинку. А потом погреть. И съесть, разумеется. Возможно, если добавить сверху немного коры, получится вкуснее.

- Как думаешь, Грег, если кора будет сухая, то я почувствую нотки пряного дерева? - размышлял он и, посмотрев на швабру, нахмурился. - Ты больной? Зачем её размачивать? Вот уж советчик. Нашел у кого спросить.

И в наказание жестко протер и без того чистый пол своим как бы другом.

- Нет, я не стану пихать в еду землю. Я тебе что, землеед? - возмутился он и салютнул дереву. - Привет, Мэри, отлично выглядишь! Твои бутоны как всегда... Кхаха, да, я тот ещё шалун. - Повеселев от встречи с магнолией, завернул по дорожке дальше и шепнул швабре. - Видел, как она на меня посмотрела? О, брат, да я тут самый горячий. Слышала, Перси, жестокая ты женщина?! - Хавьер погрозил кулаком куда-то под купол, полагая, что она живет где-то там и совести у неё нет чисто из-за того, что её никто не любит.

Сердиться на систему все равно что кипятиться на еду в столовой. Все равно нет выбора, все равно ешь. И вот в первое время Хавьер не испытывал беспокойства из-за однообразия, но чем больше текло время, тем больше он ощущал недостаточности во всем этом идеальном мире. Где он один, как царь, и один, как заключенный в клетке. В душе он верил, что когда-нибудь все изменится, но в душе души, так сказать, в самой глубине, он боялся этого момента. Ведь кто-то ещё – это перемены, а у него уже все так забавно продумано.

- Эээй!

Мозг решил, что это необычное пение птиц и абсолютно не среагировал. Но второе «эй» Хавьер не пропустил и обернулся, меняясь в лице, будто по нему шарахнули током и присыпали блестками. Он весь переливался и смотрел огромными глазами. Призрак, ей-богу? призрак! Только не прозрачный, движется и извергает звуки какие-то смутно знакомые, смутно улавливаемые… немного похожие на речь Персефоны. А уж то, что Хавьер говорил на двух языках – он понял сразу. Сперва, когда брехался, вывалившись из камеры, и потом, когда брехался на станцию специально на её наречии, чтоб тупая штуковина, предпочитающая другой язык, точно поняла все его многообразные оскорбления. Тут Хавьер себя и зауважал. Ишь какой, гляньте, может и так, и вот, и воооот так вот, вашу мать-переебать-да-я-твою-тетку-угощал, разговаривать. Так вот, бежал призрак, рубашка вилась позади, и Хавьер, не будь дураком, выставил швабру вперед, преграждая путь. Прямо лицом отправил Грегори к этому монстру. Швабра заверещала, но никто, кроме Хавьера, этого не услышал. Он чуть поморщился и вслушался, попутно оглядывая, кто перед ним. Не галлюцинация. Хавьер его не выдумывал. Какой-то парень, странный немного, слишком подвижный, что ли, для трупа. Видимо, живой. Хавьер ткнул в него мохнаткой Грегори и тут же выронил швабру из рук.

- Ты… живой, - прошептал он шокировано на чистейшем испанском. А потом захлопал ртом, в шоке пытаясь подобрать слова, что итоге вылилось в злобное английское: - Какого черта?! Ты откуда взялся?

Нет, Хавьер был безумно рад. Наконец-то ему не надо придумывать друзей, а он может поговорить с кем-то настоящим, но реально, откуда он пришел и почему так долго добирался? Хавьеру же было одиноко. Он расставил руки, сделал пару шагов на встречу и крепко обнял парня. А ведь живой, настоящий, из плоти и крови, счастье-то какое. Покачав его в своих объятиях, Хавьер сделал шаг назад, опуская руки и пытаясь понять, с чего бы начать. Он обвел рукой вокруг себя:

- Это – станция! Тут есть все, что нужно для жизни, - а потом ткнул большим пальцем в свою грудь. – А я – Хавьер. Прожил на станции один четыре месяца и шесть дней. Пошли, покажу, - сказал он воодушевленно, и, подхватив Грега в одну рука, а парня в другую, потащил в сторону столовой. – Вот смотри. Тут можно есть. Будешь есть? Или, может, пить? Тогда бери «черный». Бери, бери, - Хавьер махнул рукой в сторону, где лежат пакетики и побежал в другую сторону, - не уходи, я сейчас вернусь!

Вернулся он и правда скоро с Пей-пей. Грегори оставил на входи в столовую, чтоб охранял.

- Тебя как зовут? – Хавьер по-хозяйски взял пакет с «черным», бросил его в чашку и залил кипятком. – Имя? То, что написано над… - он покрутил пальцем над головой. – Над той штукой. Имя, возраст, профессия. У тебя же так или ты не отсюда?

Оттуда он. Ну да, конечно. Оттуда только бездушные женщины сходят, а этот на даму похож не был. Угловатый, лысоватый и пахнущий человеком. Тепло, которое исходило от него, казалось нереальным и будоражащим внутренности. Вот Хавьера и вштырило, вот его и понесло. Только песни не пел, как радовался.

- Да нет же, - улыбнулся он миролюбиво, но явно на заканчивающемся терпении. – Меня зовут Хавьер.

Такси, мосты, Манчестер. Все эти слова казались призрачно знакомыми и не слишком складывались в точные образы. Возможно, проблема в акценте, раз так сложно было понять чужую речь. А возможно, его переморозили в том ящике. Так что, пусть чувак помолчит и выпьет местного чёрного, пока тут люди (точнее людь, одна штука) думает. Хавьер поставил перед его носом чашку и усадил свою жопу за стол, поджав под себя ногу.

- Эй, не тупи, это не мой дом. Я же сказал, это станция.

Станция для особо одаренных, видимо. Хавьер уже начинал верить, что сюда ссылают для наказания самых тупых. И что он тоже не гигант мысли. Хоть и обидно, но он был готов согласиться и с таким.

- Хмммоооаа, - Хавьер застонал и запрокинул голову назад, разминая брови пальцами. – Выхода нет.

А потом ладонью по столу хлопнул.

- Нет отсюда выхода! Думаешь, я не проверял?! Я здесь четыре гребанных месяца торчу один. Ты, - Хавьер сложил ладонь в кулак и стиснул зубы, чтобы не рассвирепеть и не пустить кулаки в дело. А то как-то нехорошо выходит. Вот он радуется, а вот уже лицо человеку портит. Тем более живому.

- Ты хоть понимаешь, каково это, жить одному так долго?! И нет, вещи это не мои. Это – станции. Здесь все принадлежит ей.

Так иронично, что даже смешно. Хавьер показал фак потолку и поржал.

- Она меня ненавидит. А потому никаких других вещей. Вот, форма. Вот там еда – всего-то 6 разных видов. Там, - он махнул рукой за спину. – Там сад. Можно пососать свежую траву или же поссать на дерево. Что еще… А, спортзал есть, чтобы ноги не атрофировались. Можно побегать, постучать кулаками по груше. Хочешь стать моей грушей, нет? – Хавьер повел бровью угрожающе. – Знаешь что, покажи мне, откуда ты вылез. Может, сможем найти там дверь. Вдруг где вход, там и выход.

Почесав подбородок, Хавьер посмотрел через плечо, затем на чашку. Та пищала про то, что Хавьеру влезть обратно не удалось, значит и здесь облажается.

- Да заткнись, Пей-пей, - пробурчал он и поднялся из-за стола. – Ну че, чувак, напился? Пошли уже, покажешь мне, из какой дыры выполз. Давай, поторопись.

- Тайлер – это… - Хавьер постучал себя пальцем по виску, а потом указал на парня. – Да ты это, скорее всего. Если это имя было у тебя в комнате, то это про тебя.

Там бы ещё приписку, что парень трудно свыкается с новыми обстоятельствами. Вон как его плющит. На лице полное недоумение, шок, неспособность осознать масштаб всей жопы, с которой когда-то пришлось смириться Хавьеру. К слову, масштаб огромный. Два этажа с огромными коридорами, и явно, что выше виднеются еще этажи, но там закрыто. Если на каждом этаже живут люди, то когда они все вылупятся? А если их будет реально много, что делать Хавьеру? Это сейчас он ощущает себя королем всей этой территории, а потом начнется борьба за каждый угол, за каждый стул. Неужели станция это допустит? Неужели Персефона разобьет ему сердце?

- Да это ты тронутый! – огрызнулся Хавьер, как будто это он тут нанимался. Где это видано, чтоб по собственному к одиночеству приговаривали? Для этого нужен какой-то возвышенный мозг и склонность к самоубийству. Сидеть, представлять, что все круто, и медленно гнить – чем не прекрасный конкурс для свадьбы. Ага, только Хавьер к такому не тянулся. Он явно из тех, кто энергично питается происходящим. Только тут, на станции, до этого - назовем его Тайлером - Тайлера ничего не происходило. Вот уж ирония, что этот говнюк ведет себя не как гость, а как хамло базарное.

- Так дом тут. Другого нет, - ответил он и рассмеялся. – Нет, если ты мне не веришь, то можешь и сам выход поискать.

Вдруг Хавьер действительно рано сдался и существует ещё какая-то лазейка. Начать, конечно, надо с комнаты. Там и подсказки есть про этого типа-Тайлера, и его камера, из которой он выполз. Только бы её не всосало в стену и не закрыло навсегда, иначе как узнать, есть ли выход? Хавьер не был гением, но понимал, что хоть немного информации, но сможет накопать.

- Чудно, - стукнув по столу костяшками, он поднялся и пошел к выходу, оставляя Грегори позади себя. Нужно было держать на мушке парня, а с другом он потом пошепчется.

- Так налево или направо? – уточнил Хавьер, занося ногу над очередной ступенькой. – Ну естественно, не помнит он.

Сплошное разочарование. Нет бы помнил! Да хотя бы свое имя и о том, откуда он взялся. И что это за место. И почему тут над людьми издеваются.

- Эй, - преградил он путь. – Поссышь в комнате.

Нет, ну что за тупица. Сказано же четким языком, что выхода нет. А он съебаться решил. Видно же, как глазки бегают. Как у мелкой крысы, которая шарахается по миру, пытаясь спасти свою шкурку.

- Ты меня не серди, ладно? Правильно ссать в туалете, а он там, - и прихватив его за запястье, Хавьер потащил в коридор, высматривая открытую комнату. – И к слову, Пей-пей – это чашка. Моя чашка. Она бывает общительной, когда меня сердят.

На самом деле, общительной она была всегда, просто Хавьер хотел как-то припугнуть парня, чтоб он перестал хаотично метаться и обзываться. Немного страха ещё никому не помешало.

- Оп, чуть не прошли мимо, - резко затормозил Хавьер у двери с появившимся окошком. – Так, дай сюда свою ладонь, - скомандовал он и придавил ею к сенсору, чтобы открыть.

- Вамос, - сказал он и пихнул парня в комнату. – Посмотрим, Тайлер ты или нет.

Это было сложно. Хавьер видел цель, и его единственным препятствием был трепыхающийся шумный парень, который был готов уже броситься в драку вместо того, чтобы послушно пойти рядом.

- Закройся, ну, - почти ласково попросил. Ведь чувствует, бушует все внутри, закипает, как вода в чайнике, которого на станции нет, а в воспоминаниях есть. Бурлит шумно, аж крышечка начинает постукивать, и хочется добавить классическое: «ёб твою мать». Да вот не понять, красивая ли мать у Тайлера. Явно губастая, а губы – это красиво и функционально.

- Ну попробуй отними, раз такой умный.

Телефон у него ещё не отжимали. На станции. Где-то, может, и пытались, но Хавьер точно ничего не помнил. Даже своего телефона, тем более уж номера. Помнил только, как в ладони лежал и приятно вибрировал, когда кто-то звонил, а ощущение потери – нет. В нем не было тоски по чему-то прошлому, да если и была, то стерлась за временем. Столько дней в одно лицо и вот, подарили парня, который лягается и матерится, как дикарь. Обосрался от страха, видимо, и Хавьер его понимал. Но чего сразу психовать, когда можно спокойно разобраться. Разобраться, бляха, а не бросаться на человека с кулаком. Ну споткнулся, ну чуть не упал. Не упал же, верно. Обиженный замахнулся, рассчитывая размазать  внутренности по позвоночнику, но Хавьер успел увернуться, перехватить кулак и на всей этой кипучей инерции вжать с громким звуком Тайлера в стену. Куснув его за ухо, Хавьер зашептал:

- Я же просил не сердить меня.

Подняв голову, он присмотрелся и медленно прочел надпись.

- Тайлер Уилсон, девятнадцать, инженер по… - Хавьер повел бровью. – Ты-то инженер?

На лице Тайлера не отображались ни ум, ни диплом об образовании, одна злость и страх, но пах он замечательно, будто цветок с горы. Чем-то таким далеким и смутно знакомым - другим человеком. И от этого запаха у Хавьера быстрее бежала кровь, и тянуло её не к мозгу, а опускалась она почему-то ниже. Видимо, гравитация, из-за которой Хавьер обнаружил себя тычащимся в спину парня своим естеством. После телесного голода в столько дней Хави нисколько себя не осуждал, а был даже рад, что все работает, как задумано природой.

- Так, - сказал он тихо, борясь с шумным дыханием. – Давай ты не будешь орать и бегать, а мы поговорим. На счет три я отпущу твои руки, и ты сядешь на кровать.

Боже, Хавьер, мог бы выбрать стул.

- Я тоже проснулся в той херовине, так что я тебя понимаю, слышишь? Я тоже из этой штуки. Только четыре месяца назад, – он тяжело сглотнул. Зрачки в безумной пляске цеплялись за все: за укушенное ухо с мокрыми следами, за пульсирующую вену на шее, за шершавый ежик, отливающий рыжиной при комнатном освещении.

- Готов? Три, два… - Хавьер разжал пальцы. – Один.

Он сделал два шага назад и поднял вверх ладони, демонстрируя свою доброжелательность и расположенность. Ну и торчащий колом член, естественно. Штаны не слишком держали его в дисциплинарной узде.

- Прости за это. Он очень рад людям, - поспешил Хавьер оправдаться.

Если Хавьер считал, что Тайлер орал, то нет, он ошибался. Это вот сейчас он орал, да так, что перепонки лопнули. Руки держали крепко только из внутренней настойчивости и дурости. Мчи на них на всех парах паровоз, Хави бы не рыпнулся, пока ему не сказали бы: «Окей-окей, я сдаюсь, я весь твой», а не вот это вот: «Сам ты урод-Тайлер и мне больше, чем тут написано, на год». Ладно бы на пять лет, было бы ради чего глотку рвать, так нет же. Может, конечно, инженерам так важен счет секунд их жизни, но если так, то че он орет и нарывается. Ну встало, ну ляжет же.

«Ой-ой, какой злой, дикая кошка прям», - думал Хавьер. Ему была приятна эта возня. Может, Тайлер за жизнь там борется, может, ему там мерещатся маньяки-бомжи, страдает, ощущает холодок по коже в районе спины, а Хавьер испытывает какое-то мнимо привычное ощущение. Вот это вот «прижать к стене, потыкать членом, наслаждаться сопротивлением» явно идет откуда-то из прошлого. Была бы только картинка, какая-нибудь явная, чтоб мусолить её ночами в ласкательном порыве, так нет. Ощущения текут сквозь пальцы. Ничего не поймать, невозможно оставить, только если держать так Тайлера до победной. Пока его скандальное не превратится покорное. Вот только зачем это. Он же не девчонка, он парень, да ещё и с хреновыми манерами. Вопит, кричит и будто по себе судит. Хорошо, хоть принял эти условия перемирия и не вломил в гостеприимный пах с разбегу. Он бы точно мог, учитывая всю предыдущую прыткость.

- Ладно, - выдохнул Хавьер и медленно опустил ладони на штаны, чтоб не смущать парня. Вроде бы, все уже становилось лучше. Тайлер не ударил и не сбежал, а стоял и смотрел, ответов требовал. Это же второй шанс, который был так нужен Хавьеру.

- Потому что… - он обернулся на дверь и снова посмотрел на Тайлера, типа, думаешь, я не вижу твои взгляды. – Потому что это было очень давно. И я был в шоке, - он кивнул, соглашаясь со своей мыслью. – Да, я был в полном шоке. Послушай, - Хави поднял ладонь вверх. – Я вывалился из этой хреновины абсолютно голый. На кровати одежда, книга и ничего больше. Еле выбрался наружу. А потом понял, что абсолютно один здесь.

Он потер лоб и съехал по стене вниз, расставляя ноги широко.

- День за днем я ждал, что кто-то ещё так проснется, как я. Искал все лазейки и щели. Пытался выломать часть стены, думал там можно проползти и трубам и выбраться наружу. Ведь должно же это все куда-то уходить. Вода, воздух… Короче, все, что я смог сделать, я сделал. А, - он щелкнул пальцами. – В одно утро станция заговорила со мной и пригласила пройти тест. Гоняла по теме учебника, а потом как ебнула током. Короче, не сдал я. Так я и не читал особо, - он поискал глазами по комнате и нашел подобные книги. – О, смотри, у тебя тоже есть такие.

Хавьер поднялся и подошел к книгам.

- Тут что-то на техническом. Может, - он задумчиво почесал голову и покусал нижнюю губу. – Может, если ты инженер, то сможешь вскрыть эту банку и вытащить нас отсюда?

Обернувшись на парня Хавьер ощутил, как в груди забилась надежда. По крайней мере, он теперь не один. И с ним человек с дипломом. Может, и купленным, но в теме он должен сечь.

- Ты же сможешь это сделать?